Голод 1932-1933 гг.: геноцид украинского народа или общая трагедия народов СССР?

(сохранил чтобы не потерялось)

Институт Европы РАН Центр украинистики и белорусистики исторического факультета МГУ Институт славяноведения РАН Международная конференция Украина и Россия: история и образ истории.. 4 апреля 2008 г.Институт Европы РАН Сессия 4. Голод 1932-1933 гг.: «геноцид украинского народа» или общая трагедия народов СССР? Проблематика сессии состояние исследований по масштабу и причинам голода 1932-1933 гг. в СССР; спорные проблемы интерпретации трагедии 1932-1933 гг.; был ли голод 1932-1933 гг. на Украине геноцидом украинского народа? тема голода 1932-1933 гг. в современной исторической памяти. Ведущий В.И. Мироненко Программа В.В. Кондрашин (д.и.н., профессор, Пензенский университет). Голод 1932-1933 гг. в научных исследованиях и исторической публицистике. В.И. Марочко (д.и.н., Институт истории НАНУ). Голод в Украине в 1932-1933 гг.: современные интерпретации. С.В. Кульчицкий (д.и.н., Институт истории НАНУ). Социально-экономическая и национальная политика Кремля в 1929-1933 гг. Н.Л. Рогалина (д.и.н., проф. Исторического факультета МГУ) От коллективизации – к голоду 1932-1933 гг. В.Ф. Зима (д.и.н., ИРИ РАН). Голод 1932-1933 гг. как интернациональная трагедия. Т.Д. Надькин (к.и.н., доцент, Мордовский государственный пединститут). Голод в средневолжской деревне в 1930-е годы: причины и последствия (на примере Мордовии).. Дискуссия по прослушанным докладам. В.И. Мироненко: Четвертая сессия нашей конференции посвящена одной из самых трагических страниц нашей истории, голоду 1932-1934 гг. Сессия озаглавлена: «Голод 1932-1933 гг.: геноцид украинского народа или общая трагедия народов СССР?» Как и предыдущие дискуссии, эту сессию мы также позволили себе предварить тем, что Михаил Владимирович называет agenda. Сегодня она состоит из четырех вопросов. Это вопросы о состоянии исследований по масштабу и причинам голода, интерпретации трагедии, был ли голод на Украине геноцидом украинского народа и тема голода в современной исторической памяти. Предваряя выступления докладчиков, сообщу, что два-три дня тому назад было принято постановление ГД РФ; на моей памяти – это первый документ, затрагивающий эти события. И я надеюсь, что вы не оставите его сегодня без внимания. Я хочу предоставить слово для выступления профессору В.В. Кондрашину из Пензенского университета. Тема: «Голод 32-33 гг. в научных исследованиях и исторической публицистике». Доклад В.В. Кондрашина. Уважаемые коллеги! Поверьте мне, не совсем легко выступать с этим докладом, потому что я понимаю его возможные последствия, но я являюсь историком и в отличие от некоторых наших участников конференции считаю, что для историка главное – это факты, которые позволяют ему создать определенную конструкцию. Я против подхода, когда конструкция уже есть и под нее надо подбирать факты. Я сразу хочу оговориться. Это тема очень трудная. И говорить о ней без эмоций очень сложно. Но я считаю, что надо говорить эмоционально, но эмоционально языком фактов. Поэтому я попытаюсь изложить, как мне, по крайней мере, кажется, современное состояние научных исследований и также охарактеризовать то, что есть по этой теме в исторической публицистике. Как вы понимаете, публицистика – это нечто другое и здесь могут быть определенные перехлесты, которые я не всегда поддерживаю и сразу прошу понять меня правильно. Тема голода 1932-33 гг. в СССР на сегодняшний день, если сказать коротко и по сути, имеет уже богатую историографию. Я попытаюсь только тезисно, не вдаваясь в подробности, охарактеризовать наиболее важные ее аспекты, не претендуя на категоричность и тем более завершенность оценок. Первое, самое главное и важное, с чего я хочу начать свое выступление. Эта тема уже давно выходит за рамки чисто научной дискуссии и получила общественно-политическое звучание особенно в последние годы в Украине и в настоящее время, как мы видим, начинает приобретать его и в России. Почему? Для российских исследователей, как свидетельствует опубликованная литература, периодика, очевидным является факт, к сожалению, политической ангажированности украинских ученых, некоторые из которых, при всем моем к ним уважении, следуют в не в лучших традициях советской историографии в том смысле, что следуют за желаниями власти, официальной политике государства в этом вопросе, которая неоднозначно воспринимается у нас в России и отчасти в самой Украине. Украинские коллеги иногда лукавят, когда утверждают, что их концепция голода 1932-33 гг. в Украине – есть внутреннее дело Украины и для современной России не имеет никакого отношения. Но затем они сами себе противоречат. Вот один лишь факт, опровергающий данное заключение. Это последняя монография о голоде 1932 – 1933 гг. в Украине одного из ведущих сотрудников Института истории Национальной академии наук С.В. Кульчицкого под характерным названием «Почему он (имеется в виду И.В. Сталин) нас (имеется в виду украинцев) уничтожал?» (Киев, 2007). В ней автором наиболее полно изложена концепция «голодомора как геноцида» украинского народа. На обложке книги автор счет необходимым поместить мнение по данной проблеме зав.кафедрой украинистики Римского университета «Ла Сапьенца» Оксаны Пахлевской, следующего содержания: «Почему Сталин уничтожал Украину? – пишет Пахлевская. – Один из ключевых вопросов, прежде всего, русской истории. Пока россияне не признают Голодомор геноцидом, – как это сделали немцы с Холокостом, – их страна никогда не станет демократической. А растущая дистанция между Россией и Европой станет пропастью». Еще один факт, свидетельствующий о том, куда в действительности ведет логика сторонников концепции «голодомора-геноцида». Это так называемая «научная конференция», организованная в Киеве 24 ноября 2006 года Межрегиональной академией управления персоналом, Международной кадровой академией и другими организациями. Ее тема звучала так: «Международный форум о голодоморе в Украине: карательные органы еврейско-большевистского режима». И это в Украине, где еврейский вопрос в ХХ веке был не из последних в области межнациональных отношений! Хочется думать, что упомянутая “научная” конференция не отражает истинного характера академической жизни в Украине. Поэтому сразу же сформулируем главную идею нашего доклада, которую попытаемся далее аргументировать. Я категорически против вышеназванной постановки вопроса и считаю, что трагедия 1932 – 1933 годов в СССР должна не разъединять, а объединять Россию и Украину, братские украинский и российский народы, как общая трагедия, уроки которой помогут укрепить исторические узы многовековой дружбы в сложное время возрождения и становления государственности, движения стран по пути демократии и прогресса. Этой благородной цели, по моему глубокому убеждению, и обязаны посвятить свое творчество исследователи голода как в России, так и в Украине. В настоящее время в исторической литературе и публицистике представлены две основные точки зрения относительно причин, масштабов и последствий голода 1932 – 1933 годов в СССР. Это сторонники концепции о «голодоморе в Украине как геноциде народов Украины» со стороны сталинского режима с целью не допустить выхода из СССР Советской Украины, и их противники, рассматривающие этот голод как результат просчетов сталинской политики форсированной коллективизации, неразрывно связанной с более общей проблемой индустриальной модернизации СССР, осуществлявшейся в конце 1920-х – 1930е годы насильственными методами в силу природы победившего в СССР сталинского режима. Первыми эту проблему подняли западные публицисты и ученые. В концентрированном виде она оказалась изложена в трудах двух ученых – Роберта Конквеста и Джеймса Мейса. Среди серьезных исследователей в настоящее время их позиция с некоторыми оговорками поддерживается Андрео Грациози. Она воспринята учеными Института истории Украины Национальной академии наук. Какова аргументация сторонников этой точки зрения. На мой взгляд, их две. Первая – действительно огромные масштабы жертв голода на территории бывшей Советской Украины (Западная Украины не входила тогда в состав СССР), по сравнению с сопоставимыми по размерам российскими регионами, например, Поволжье. Второй аргумент – это коммунистическая идеология правящего режима в СССР, стремившегося к подавлению национальной самобытности народов, их унификации, особый статус в данном контексте Советской Украины. В какой степени данная аргументация подтверждается достоверными источниками. На наш взгляд, очень и очень слабо. Главными из них являются свидетельства очевидцев голода в Украине, западных журналистов, решения Москвы и местных властей по изъятию из УССР продовольственных ресурсов, а также логические построения некоторых исследователей по поводу антиукраинской направленности национальной и всей политики Центра, основанные на примитивном антикоммунизме. Причем, как справедливо, отмечали российские участники состоявшегося в мае 2007 года в редакции журнала «Родина» круглого стола по проблеме голода 1932 – 1933 годов в СССР, странным в этом смысле выглядит позиции некоторых украинских историков, превратившихся из рьяных коммунистов в рьяных антикоммунистов. Прямых документов, указывающих на наличие у сталинского режима цели уничтожить украинский народ с помощью голодомора у авторов этой концепции не имеется. Таким образом, на наш взгляд, источниковая база сторонников концепции «геноцида голодомором» недостаточна и нуждается в дальнейшем расширении. В то же время следует особо подчеркнуть, что украинскими исследователями и публицистами проделана огромная работа по восстановлению реальной картины голода в Украине в 1932 – 1933 годах. Прежде всего, заслуживают высокой оценки выполненные в лучших академических традициях документальные сборники на эту тему, в которых показано, как это было на основе достоверных документов, в том числе ГПУ УССР (см. напр.: Голодомор 1932 – 1933 рокiв в Украïнi: документи i матерiали / Упоряд. Р.Я. Пирiг; НАН Украïни. Iн-т iсторiï Украïни. Киiв, 2007. – 1128 с.). Также несомненным достижением украинских и западных исследователей стало издание работ, содержащих свидетельства о трагедии переживших ею очевидцев (см. напр: 33-й: голод: Народна Книга – Мемориiал / Упоряд.: Л.Б.Коваленко, В.А. Маняк. – КиÏв: Рад. письменник, 1991. – 584 с.) Российские ученые и публицисты, как и многие зарубежные авторы, не разделяют официальную точку зрения руководства Украины и ученых Национальной академии наук Украины о голоде 1932 – 1933 годов в СССР как «геноциде голодомором народов Украины». Почему? Прежде всего, потому, что она противоречит конкретно-историческому материалу, имеющемуся в распоряжении исследователей. Также и потому, что в настоящее время, на наш взгляд, объяснение истории России и Украины советского периода с позиций критики коммунистической идеологии, примитивного антикоммунизма уводит в сторону от истины. В этом плане можно привести очень популярную на Западе, а сейчас и в России, книгу американского историка Моше Левина «Советский век» (М., 2007) справедливо указавшего на этот недостаток исследователей советской истории. Главным критиком концепции «голодомора – геноцида» выступают документы, изученные исследователями и введенные в широкий научный оборот в монографических исследованиях и документальных публикациях. Первым историком, выступившим против теории «геноцида – голодомором» был выдающийся историк-аграрник России В.П. Данилов, а также его коллеги по сектору истории советского крестьянства Института истории СССР АН СССР, а затем Института российской истории РАН, Н.А. Ивницкий и И.Е. Зеленин. Их трудами, а также привлеченными В.П. Даниловым другими историками и архивистами, осуществлены международные научные проекты «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД», в рамках которых опубликовано огромное количество ранее недоступных для исследователей документов из центральных и местных архивов по истории коллективизации в СССР, в том числе голода 1932 – 1933 годов. Также выпущены в свет многочисленные статьи и монографии участников проектов по данной теме. Особенностью проектов было участие в них известных западных ученых – противников концепции Конквеста – Мейса. Среди них – Р. Дэвис, С. Уиткрофт, Л. Самуэльсон. Во многом благодаря участию в проектах В.П. Данилова С. Уиткрофт и Р. Дэвис смогли написать совместную монографию, посвященную анализу ситуации в сельском хозяйстве СССР в 1931 – 1933 годах, ознакомившись с которой Р. Конквест в письме авторам книги заявил, что Сталин специально не устраивал голод в Украине, хотя и ничего не сделал для предотвращения трагедии (Davies R.W. and Stephen G.Wheatcroft. The years of hunger: soviet agriculture, 1931 – 1933. Palgrave Macmillan, 2004). В 1990-е – начале 2000-х годов в России появились исследования голода 1932 – 1933 годов на региональном уровне, в которых авторы следовали концепции В.П. Данилова и других ученых – противников «теории геноцида голодомором». Среди них в первую очередь можно назвать публикации Е.Ю. Баранова, Г.Е. Корнилова о голоде на Урале, П.В. Загоровского и С.А. Есикова о голоде в Центрально-Черноземном районе, Т.Д. Надькина о голоде в Республике Мордовия, Н.Е. Кауновой о голоде в Среднем Поволжье, А.А. Германа о голоде в Республике Немцев Поволжья и др. Почему вышеназванные российские и зарубежные ученые не согласны со сторонниками концепции «геноцида голодомором Украины» и считают, что эта трагедия всего советского крестьянства, результат осуществления в СССР сталинской модели форсированной индустриализации? Тезисно попытаемся перечислить их аргументы, с которыми полностью согласны. Первый. Трудно поверить в то, а тем более подтвердить на документальном уровне, что индустриализация в СССР и связанная с ней сплошная коллективизация были задуманы Сталиным, чтобы погубить украинский народ. Такая постановка вопроса вообще нигде не зафиксирована в огромном комплексе документальных и иных источников на тему индустриализации и, на наш взгляд, просто абсурдна. Между тем, связь индустриализации и голода очевидна, поскольку связана с голодным экспортом. Причем эта особенность советской индустриализации не является изобретением сталинистов. Например, за 1887 – 1891 годы с целью получения источников для индустриализации из России было экспортировано примерно 10 млн.тонн зерна, результатом чего стал «Царь-голод» 1891 – 1892 гг. В 1930 – 1933 гг. из СССР было вывезено почти 13 млн. тонн. зерна, отсюда и масштабы трагедии в зернопроизводящих районах. Второй аргумент. Теория «геноцида голодомором» выглядит неубедительно с точки зрения поведения сталинского режима накануне и во время голода. Если бы речь шла о геноциде, то ему следовало бы действовать по логике действий нацистов в «еврейских гетто» в годы Второй мировой войны, то есть довести дело до конца, прекратить доступ продовольствия и других материальных ресурсов в Украину. Между тем этого не происходило. По нашим подсчетам, основанными на анализе источников, опубликованных в третьем томе сборника документов «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание», в 1933 году в общей сложности Украина получила 501 тыс. тонн зерна в виде ссуд, что было в 7,5 раз больше, чем в 1932 году (65,6 тыс. тонн). Российские регионы (без Казахстана) соответственно получили 990 тыс. тонн, лишь в 1,5 раза больше, чем в 1932 году (650 тыс. тонн). Откуда взялось зерно для Украины? На наш взгляд, в том числе и за счет прекращения весной 1933 года хлебного экспорта из СССР, который снизился в 5 раз (с 1800 тыс. тонн в 1932 году до 354 тыс. тонн в 1933 году). Историкам известны документы о том, что Сталин в 1933 году лично санкционировал направление в Украину зерна в ущерб российским регионам. Вот лишь один факт. 27 июня 1933 г. 23 час. 10 мин. секретарь ЦК КП(б)У М.М. Хатаевич направил Сталину шифрограмму следующего содержания: «Продолжающиеся последние 10 дней беспрерывные дожди сильно оттянули вызревание хлебов и уборку урожая. В колхозах ряда районов полностью съеден, доедается весь отпущенный нами хлеб, сильно обострилось продовольственное положение, что в последние дни перед уборкой особенно опасно. Очень прошу, если возможно, дать нам еще 50 тысяч пудов продссуды». На документе имеется резолюция И. Сталина: «Надо дать». В то же время, на просьбу начальника политотдела Новоузенской МТС Нижне-Волжского края Зеленова, поступившую в ЦК 3 июля 1933 года, о продовольственной помощи колхозам зоны МТС был дан отказ. Вот другие факты того же рода. Согласно постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 1 июня 1933 года «О распределении тракторов производства июня – июля и половины августа 1933 года», из 12100 тракторов, запланированных к поставке в регионы СССР, Украина должна была получить 5500 тракторов, Северный Кавказ – 2500, Нижняя Волга – 1800, ЦЧО – 1250, Средняя Азия – 550, ЗСФСР – 150, Крым – 200, Южный Казахстан – 150. Таким образом, российские регионы, вместе взятые, получали 5700 тракторов (47%), а одна Украина – 5500 (45,4%). В этом же ключе следует рассматривать и решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 декабря 1933 года о закупке 16 тыс. рабочих лошадей для Украины в БССР и Западной области. Учитывая реальную ситуацию в СССР в 1933 году, в том числе распространение голода и на территорию Белоруссии и Западной области, можно предположить, что Украина получила несомненную льготу в данной части, по сравнению с другими регионами страны. И, наконец, «проукраински» выглядят даже решения Политбюро ЦК от 23 декабря 1933 года и от 20 января 1934 года о развертывании индивидуального огородничества, крайне необходимого в условиях начавшегося в СССР в 1930-е годы перманентного голода. «Идя навстречу желаниям рабочих – обзавестись небольшими огородами для работы на них собственным трудом в свободное время от работы на производстве», ЦК ВКП(б) постановило разрешить в 1934 году 1,5 млн. рабочих заняться собственными индивидуальными огородами. Из них «украинская доля» рабочих – огородников в общей массе рабочих СССР, допущенных к занятию огородничеством, составила 500 тыс. человек, или 33,3%! Есть факты, что в самый пик голода в российских регионах забиралось продовольствие для Украины. Вот лишь один пример. Шифротелеграмма И.В. Сталина и В.М. Молотова секретарю Центрально-Черноземного обкома И.М. Варейкису от 31 марта 1933 г. с требованием снять запрет и закончить догрузку Донбассу 26 тыс. тонн картофеля. Следующий аргумент – это единый и одновременный в своей основе механизм наступления голода в зонах сплошной коллективизации в СССР. Установленным фактом является распространение голодного бедствия в 1932–1933 годах за пределы Украины, на Дон, Кубань, Поволжье, ЦЧО, Южный Урал, Западную Сибирь. Совершенно исключительными по драматизму и последствиям стали события в Казахстане. Единым был механизм наступления голода – коллективизация, хлебозаготовки, аграрный кризис 1932 года, крестьянское сопротивление, «наказание крестьян с помощью голода» во имя укрепления режима и утверждения колхозного строя. Третий аргумент противников концепции «геноцида голодомором» – это демографическая статистика, которая убедительно свидетельствует о пропорциональных размерах жертв голода в его эпицентрах, каковыми являлись зерновые районы. Сравнительный анализ материалов переписей 1926 и 1937 годов следующим образом показывает сокращение сельского населения в районах СССР, пораженных голодом 1932 – 1933 годов: в Казахстане – на 30,9%, в Поволжье – на 23, на Украине – на 20,5, на Северном Кавказе – на 20,4%. По мнению авторитетного российского демографа В.Б. Жиромской от голода в начале 1930-х годов за пределами Украины, на территории РСФСР, без Казахстана, погибло не менее 2,5 млн. человек. Какова же, на наш взгляд, суть подхода ученых, не поддерживающих концепцию «геноцида голодомором», к проблеме голода 1932 – 1933 годов в СССР? Данный голод – результат антикрестьянской политики сталинского режима в годы первой пятилетки, ее просчетов и антигуманных мер по отношению к крестьянству, приведших к развалу сельского хозяйства страны и голоду. Его никто не планировал, но им воспользовался сталинский режим, чтобы заставить крестьян работать в колхозах и утвердить избранный им политический курс. Голод имел региональные особенности, определившие его масштабы и последствия. Прежде всего, он ударил по зонам сплошной коллективизации, где власть столкнулась с активным крестьянским сопротивлением хлебозаготовкам и угрозой окончательного развала сельского хозяйства. Ситуация в Украине определялась прежде всего зерновой специализацией республики, большой плотностью населения, оказавшимся в зоне сплошной коллективизации, направленной на решение зерновой проблемы, масштабами крестьянского сопротивления и ответными мерами центральной и местной власти по его подавлению и недопущения развала колхозного строя. Голод 1932 – 1933 годов и общий кризис экономики Украины, также как и голод 1921 – 1922 годов, дал повод сталинскому режиму решать проблемы, связанные с другими вопросами (тогда разгром оппозиции в Русской Православной церкви, в начале 1930-х годов – подавление потенциальной угрозы роста национального движения в Украине). Но в основе трагедии, также как и в других районов СССР, в УССР был не национальный вопрос, а проблемы укрепления колхозного строя, экономики в целом, политического режима, решаемые сталинистами имеющимися в их распоряжении методами, связанными с природой победившего режима и личностью его руководителя. Голод не выбирал народы. Геноцида не было. Голод 1932 – 1933 годов – трагедия советской деревни, в том числе Украины и России. Вопрос о том, какой народ больше пострадал – это недальновидная, опасная и бесперспективная позиция. И мне снова хочется в очередной раз пригласить, призвать украинских коллег к участию в большой работе, которая сейчас проводится по инициативе федерального архивного агентства в России, в работе по подготовке к изданию многотомного сборника документов по голоду 32-33 гг. в СССР, где в полном объеме будет представлена украинская позиция. Я приглашаю Вас участвовать в этой работе, которая должна нас объединить и мы в рамках этой работы можем рассуждать, скорректировать свои позиции, в том числе, может быть, достаточно жесткие выводы и с моей стороны. В любом случае речь должна идти о сотрудничестве, о дальнейшем изучении этой проблемы на документальном уровне, на основе изучения источников. В.И. Мироненко: Спасибо, уважаемый Виктор Викторович за Ваше глубокое аргументированное сообщение. Пять минут для вопросов. О.Ю. Захарова: В октябре 2007 г. на ежегодных научных чтениях, проводимых в Черноморском филиале МГУ в Севастополе, зав. кафедрой «История древнего мира» профессор В.И. Кузищин выступил с докладом «Голод в истории». Основная идея выступления – на отдельных этапах развития общества власть использует голод как средство управления. Скажите, пожалуйста, Вам не известна отечественная или зарубежная историография, посвященная этой проблеме, т.е. голод как элемент управления в различных цивилизациях? В.В. Кондрашин: Скоро у меня выйдет книга на эту тему, а ранее у меня уже была книга, которую я написал совместно с американским историком Дианой Пеннер, в которой имеется материал, посвященный голоду в странах третьего мира, в Китае, Индии и т.д. И я с Вами согласен; здесь есть общее. Сама система управления по большому счету мало меняется, меняются содержание, условия, но суть остается прежней. Простые граждане, с которыми мне пришлось беседовать – я обследовал 102 деревни в 6 областях и записал воспоминания 617 человек, говорили, что людей наказывали с помощью голода, и эта линия проходит через все воспоминания людей. А сама позиция официальной власти… Как объяснялся ею голод? Это кулацкий саботаж. Сопротивление. Было это сопротивление? Конечно, было. Но не в буквальном смысле, как кулацкий саботаж, но как крестьянское сопротивление. И если мы посмотрим на поведение Сталина в Украине: сначала дал ссуды, а затем выдержал паузу, все эти меры – это политика, как тогда говорилось, «укрепления организационно-хозяйственного состояния колхозного строя». О.Ю. Захарова: Позвольте сделать еще одно замечание. Я занимаюсь историей Новороссийского края, территория которого в 1833 г. была охвачена голодом. Генерал-губернатору М.С. Воронцову удалось справиться с этой трагедией. Положительный опыт также достоин изучения. В.И. Марочко: В.В. Кондрашина я очень уважаю. Это единственный историк сейчас в России, который после «могучей кучки» И.Е. Зеленина, которая, к сожалению, сейчас ушла (за исключением Н.А. Ивницкого), профессионально занимается проблемами голода. В Вашем докладе есть несколько противоречий, которые для себя я хочу уточнить. Вы сказали, что это общая трагедия и что есть национальная специфика. Как эти два момента в Вашей концепции между собой уживаются? Во-вторых, назовите, пожалуйста, работы в российской историографии, которые непосредственно касаются темы голода в Украине, на областном или республиканском уровне. Хотя разделы из нескольких страниц в различных монографиях, касающихся голода, существуют. В.В. Кондрашин: В России, к сожалению, никто специально не занимается голодом только в Украине, и это наша в какой-то степени беда. Российские историки изучают голод в России. Но пока нет таких специальных исследований по Украине, за исключением моих некоторых работ. И поэтому в рамках работы по публикации документов мы можем эту проблему решать и начать серьезные исследования по голоду в Украине в самой России. Что касается первого вопроса, нет ли противоречия, я не понимаю, в чем здесь противоречие? Если голодала вся страна, но были эпицентры голода: зерновые, стратегические районы. В чем здесь противоречие? Что разве надо чисто математически подходить к этой проблеме? Если умерло 20 тысяч человек – то это трагедия, а если один два человека или сотня в каком то селении умерло, а остальные голодали, но не умирали, то что же это было? Я считаю, что надо говорить об эпицентрах, где была массовая смертность. И мне было досадно слышать выступление сотрудника посольства Украины в России по телевизору Осаволюка, в котором он заявил: почему в Украине был голодомор, а в России – голод. Почему? Потому, что у них в Украине ели людей, а у нас не ели. Мне это было крайне неприятно слышать. Я подготовил для Осаволюка специальную справку, где перечислил российские деревни, в которых по документам все это было (людоедство). И в этом смысле я считаю, что нет никакого противоречия: масштабы трагедии были разные, но беда была одна. И как это подсчитать в количественном отношении? Кто больше страдал, ел людей, умирал и т.д.? К.А. Фролов (Институт СНГ): Скажите, пожалуйста, как объективный ученый о Вашем отношении к уже принятому закону о голодоморе как геноциде украинского народа и к законопроекту В. Ющенко об уголовной ответственности за отрицание голодомора, как геноцида украинского народа, исходя из конвенции ООН о геноциде 1948 г., согласно которому геноцид – это уничтожение людей по национальному или религиозному принципу? В.В. Кондрашин: Я честно скажу, я стараюсь быть подальше от политики в этом вопросе. И почему? Потому что очень хорошо знаю, что такое этот голод… Когда я говорил с людьми, пережившими его, я понял главное – это была страшная беда… И мне очень сложно эти вещи оценивать с политической точки зрения… Я понимаю украинских коллег, почему у них такое особое отношение к этому голоду. Действительно, это был кошмар! И чисто эмоционально очень сложно здесь все соблюсти без перехлестов. Но все то, о чем Вы говорите, это явный перехлест, вопросов здесь нет, но понять их можно…. Лично я считаю, и не только я, но и такой украинский политолог, как Малинкович, что ответственность за непризнание закона о геноциде – это явный перехлест. И я против этого. Как относится к термину «голодомор»? В.С. Черномырдин, например, с которым мы беседовали, против его трактовки в том смысле, что «голодомор» – это когда «их специально морили». Я с ним полностью согласен и считаю, что голодомор – это страшный и сильный голод, когда много людей вымерло. И если речь идет о моем мнении, то в решениях Рады и В. Ющенко, есть явный перехлест. Что касается России, то я считаю, что мой учитель В.П. Данилов был прав, когда постоянно говорил: самая пострадавшая часть – это крестьянство и поэтому, конечно, жаль, что наше государство до последнего времени должным образом не реагировало на эту крестьянскую трагедию крестьянской страны… К. Федевич (ЦУБ МГУ): Не считаете ли Вы, что главной проблемой является вопрос не о том, что кто-то специально устроил этот голод и был ли это геноцид, а отсутствие в России какой-либо государственной политики по официальной памяти погибших от голода на территории России? И это стоит в таком же самом ряду, как официальное отрицание, скажем, не совсем дружеского поглощения Прибалтики и других подобных болевых вопросов. Главной проблемой является попытка России на официальном уровне замолчать эту проблему, с точки зрения государственной исторической памяти. Никто не запрещает историкам этим заниматься, но на официальном уровне, на уровне масс-медиа, вы этой проблемы не услышите. А тут какие-то украинцы с днем голодомора, геноцида и т.д. В.В. Кондрашин: Мне трудно отвечать на такие вопросы. Тут сплошная политика, а я научный работник. Я всегда считал, что надо отдать дань уважения жертвам голода, их страданиям. У нас есть в Малой Сердобе в Пензенской области памятник жертвам голода. И я не буду возражать, наоборот, буду горячо приветствовать, если наше руководство будет продолжать политику по увековечиванию памяти людей, крестьян, которые действительно были не виноваты в своей трагической судьбе, но погибли в результате чудовищных ошибок власти, ее недальновидности. Сочувствие к невинным жертвам голода, а тем более желание увековечивания их памяти – это нормальное человеческое чувство. Хотя рассуждать на тему политики мне очень трудно. Я думаю, надо делать все, чтобы нам с Украиной жилось хорошо. Я, как и многие россияне, люблю украинскую горилку, сало, мне хочется ездить в Украину и т.д. В.И. Мироненко: Маленький комментарий, если позволите. Когда мы готовили к изданию первый том «Библиотеки украинской мысли» – русский перевод избранных произведений Ивана Лысяка-Рудницкого, мы искали название, и не смогли найти лучшего, чем то, которое сам автор дал одному из своих прижизненных изданий: «Между историей и политикой». Поскольку сейчас мы всё больше уходим от истории к политике, я думаю самое время предоставить слово следующему докладчику В.И. Марочко (Институт истории Украины НАН). «Голод на Украине 32-33 гг.: современные интерпретации». Выступление В.И. Марочко. По голоду, начиная с 1933 г. и до сих пор, существует литература, которая по подсчетам библиографов насчитывает 10-12 тысяч единиц. Естественно, всю ее проанализировать просто невозможно и я вижу, что сегодня нет даже попытки её научной оценки. К сожалению, вокруг проблемы голода существует отрицательный политический фон. Здесь я хочу обратить внимание на вопрос о политической и правовой оценке голода на территории Российской Федерации. Возможно, в этом причина каких-то концептуальных и теоретических разногласий, которые существуют между историками Украины и России. В прошлом году, 15 ноября, я был в Москве и меня пригласили на радио «Эхо Москвы», где в течение часа я имел возможность общаться с московской аудиторией, хотя слушателями этого радио были даже жители Австралии. В течение этого времени я получил интересную статистику, которая меня удивила: 82% радиослушателей считали голод в СССР преступлением советской власти. Мне говорили, что это радио слушает интеллигенция, сам я не знаю ее аудитории. Второй вопрос был: считаете ли Вы голод в Украине геноцидом? Я думал, что будет 0.0%. Но оказалось: 45%! И это проблема! Возможно, надо вести диалог. Был и третий вопрос: должна ли современная Россия нести ответственность за голод в Украине? К моему удивлению, 44.8% ответило утвердительно. Я прокомментировал это следующим образом. РСФСР 1933 года не имеет никакого отношения к голоду в Украине. Однако современная Российская Федерация, возможно, испытывает какие-то нравственные чувства к собственному народу. Я думаю, что это положение влияет и на моих коллег, российских историков. Я неслучайно спросил, имеются ли в российской историографии работы, непосредственно касающиеся голода в Украине? Действительно, их нет, за исключением очень интересных оценок, о которых я вскользь скажу, поскольку мой коллега упомянул Виктора Петровича Данилова. В связи с этим возникает вопрос о научной аргументации. Мои первые публикации появились в 1989 г. тогда, когда еще была советская политическая система, предупреждения, разные запугивания. В пяти номерах «Украинского исторического журнала» были опубликованы письма крестьян, письма во власть – Петровскому, Сталину, Косиору. Потом в 1990 г. появился сборник уникальных партийных документов, дополненных и переизданных моим коллегой Р.Я. Пирогом. В принципе я занимаюсь совершенно другими проблемами. Моими научными приоритетами является история украинской крестьянской кооперации в половине 19 – первой трети 20 в., политическая история, а в последнее время история культуры 1920-30-х гг. Может быть, устал от темы голода на протяжении 20 лет? Это непросто. Когда я читаю «две с половиной тысячи архивных дел о каннибалах» в архиве МВД, то начинаю думать о причинах поведения женщин-матерей, о том – до какой степени нравственного падения они были доведены, чтобы методически уничтожать собственных детей! Это проблема. Может быть, взывает чувство крови? К чему? К возмездию? Нет. К справедливости? Да! Потому, что основой справедливости является нравственность. И я руководствуюсь этими мотивами. Я не буду говорить о «наших» коммунистах и о ваших депутатах, которые проголосовали 2 апреля в Государственной Думе. Это другой вопрос. Я внимательно изучил работы Виктора Кондрашина, Тимофея Надькина, историков, которых уже нет – Виктора Петровича Данилова. В 1991 году Данилов пригласил меня на обсуждение его запрещенной С.П. Трапезниковым книги по коллективизации. Мы тогда даже сомневались: был ли или не было у Ленина кооперативного плана? Заимствовал ли он этот план у Чаянова или не заимствовал? Были совершенно другие дискуссии. И я смотрел, как Данилов эволюционировал в оценке голода. Мне он очень импонировал. В ноябре 1943 года он освобождал Украину. Первая оценка голода – не «искусственный», но «организованный». «Искусственный» – это заимствование от украинской диаспоры. Но если голод «организованный», следовательно, он и «искусственный»?! Хотя само мне это определение не очень нравится. Искусственными бывают елочки. И теперь, когда я изучил все телеграммы Сталина в его личном фонде, которые российские историки не упоминают. И Виктор Викторович забыл упомянуть телеграмму от 8 ноября 1932 г.: «15.40. Телеграмма Менделю Хатаевичу. Политбюро ЦК ВКП(б) в данную момент обсуждает вопрос о прекращении продовольственного и прочего снабжения украинских деревень (он подчеркнул). 19. 40. Тот же день. Политбюро ЦК ВКП(б) решило прекратить…». Или телеграмма 26 апреля 1932 г., когда крестьянство Украины восстало против голода (об этом очень хорошо написано в книге Н.А. Ивницкого и работах Зеленина о голоде первой половины 32 года). Уже в этом году 127 районов Украины было охвачено голодом. Это почти третья часть сельского населения республики – 8 млн. человек! Об этом в феврале 32 года упоминает Петровский. Он инициировал решение Политбюро ЦК ВКП(б) обратиться к Сталину о прекращении хлебозаготовок в Украине и возвращении к свободной торговле. Естественно, было отвергнуто. Письма Чубаря от 10 июня 1932 года и Петровского Сталину. Сталин уже знал о голоде. Это была уже не просьба, это был уже крик: надо пересмотреть планы хлебозаготовок, методы осуществления, но, к сожалению, мы знаем о решении хлебозаготовительной комиссии Молотова, решение Сталина изменить политическое руководство Украины. Я не хочу сейчас вдаваться в эти детали. Я считаю, это был шанс, шанс Сталина и политического руководства СССР избежать трагедии. И, возможно, сейчас мы даже об этом не дискутировали. Если говорить об историографии, то здесь я бы добавил еще книги Осколкова и Мошкова. Относительно упомянутых Дэвиса и Виткрофта, то это интересная книга о хлебозаготовках, как и исследование Таугера, но я не разделяю мнение о том, что в 1931-33 годах был экономический кризис в сельском хозяйстве. Возможно, они абсолютизируют последствия хлебозаготовок и воспринимают полученные данные как кризис? Но это неверно, так как количество скота, которое сократилось в 7 раз по социально-экономическим секторам и другие – это следствие политики. Ведь в принципе хлебозаготовки в Украине и, возможно, в Поволжье (я говорю «возможно», так как я не изучал Поволжья), но я знаю, на Кубани были «черные доски», социальные резервации и все пункты этих постановлений о занесении на «черные доски» соответствуют конвенции 9 декабря 1948 г. Но это уже другой аспект. Я не согласен, что это был экономический кризис. Относительно высказываний ныне уже покойного моего друга Д. Мейса, то это действительно первый историк, из, так скажем, мировой историографии, который назвал голод геноцидом и это произошло в 82 году в Израиле на конференции. Я знаком с письмом Роберта Конквеста, но в апреле 2006 года я лично с ним встречался в Стэндфордском университете и имел с ним интервью. Мы спрашивали: не отказался ли он от своего мнения, изложенного в книге 1986 г., которая, наконец, в научном переводе вышла в 2007 году в Киеве? Он сказал, что нет. Тем не менее, он сказал, что можно использовать термин «геноцид», но можно использовать термин «голодомор» или «террор голодом». Это его личное мнение. Человеку уже 90 лет. Он всю жизнь занимался английской поэзией и вдруг переориентировался на Большой террор. Это другой аспект для историографии. Действительно, надо отдать должное российским историкам, и мы благодарны за то, что они подняли громадную источниковую базу. Действительно без этих источников нам было бы, возможно, и трудно, но все-таки если мы объективно подходим к источникам, то их надо называть все, по полной программе, по крайней мере, которые есть в РГАСПИ. Когда я смотрю личные фонды Молотова и Кагановича, то меня удивляет, почему они расшиты. В 1981 году, когда я был аспирантом и работал в этом же архиве, очень и очень плотно были сшиты эти дела. Возможно, коллеги это прокомментируют. Юридическая оценка появилась в августе 2006 г. во время большой конференции в Украине, на которой присутствовал известный шведский юрист Джекоб Санберг. Он также признал, что это геноцид. Но не в этом даже дело. Это не тешит меня, признают они это или нет. Для меня важен сам факт политической и юридической оценки. Если бы это произошло с Россией, ибо Россия должна была это инициировать, поскольку согласно закону от 1931 о двойном гражданстве и о преемственности Российской Федерации традиций СССР, Россия должна была выступить с инициативой признания голода геноцидом, трагедией, катастрофой, как угодно, но этот шаг должен был бы быть сделан! Но до сих пор его нет. Государственная Дума этого не сделала. А если говорить о заявлении российских депутатов, которое я внимательно изучил, то скажу, что историки должны оказывать помощь политикам в каких-то обоснованных решениях, поскольку в этом заявлении столько исторического несоответствия; армия голодных для того, чтобы получить армию рабочих… Архивные дела о так называемых вербовках рабочих из села показывают, что это было единственной возможностью спастись крестьянам. И эти сотни тысяч, которые уходили на строительство они действительно могли выжить. Почему мы не говорим о заградительных отрядах? О запрещении крестьянам продавать билеты на железнодорожный транспорт? О действии ГПУ? О лишении крестьян паспорта? Мне нравится позиция российских историков, которые рассматривают хлебозаготовки как повинности, как хлебозаготовительные повинности. Это такое новое направление в оценке хлебозаготовок. Относительно национального аспекта, то по переписи 1926 г. мы можем определить население на территории УССР вплоть до каждого села, по сельским советам, по всем 54770 селам, которые были тогда в Украине. По данным национального состава административно-территориального управления ЦИК УССР мы также можем определить и сопоставить. Вам я должен сказать, что не было округа из 42 в Украине, где бы украинцы не составляли меньше 50%, в том числе Луганск, Донецк. Село было украинское. И это факт. Поэтому когда мы говорим о направленности голода, мне не нравится это выражение «направленность». Голод невозможно направить. И речь не о голоде. Пусть им занимаются медики и физиологи. Мы говорим об условиях, созданных преднамеренной политикой, а то, что она была преднамеренной, по-моему, у моего коллеги и у меня, не вызывает сомнения. Мы должны исследовать социально-экономическую, политическую, национальную ситуацию, объективно давать оценку. Тогда мы придем к консенсусу. Окончательное возможное решение о геноциде и не геноциде – дело не историков. Для меня гражданская позиция относительно этого вопроса созрела еще в 1992 г. Тогда мы создавали Ассоциацию исследователей голода в Украине, и государство, несмотря на независимость, не очень содействовало и способствовало изучению. Это только сейчас в последние годы, благодаря четкой позиции президента Украины Виктора Ющенко мы начинаем восстанавливать национальную память, создавая возможно в каждом селе, если получится, памятники. Людей тогда по христианскому обряду даже не похоронили. Сейчас они под асфальтом, под железными дорогами, и это не по-христиански. Сейчас 15 государств признали голод на Украине геноцидом, а 195 назвали голодомор национальной трагедией и тоже выразили свою политическую оценку, за это им огромное спасибо. И если подобные законы были бы приняты на территории бывшего СССР, в Казахстане, тема была бы исчерпана. Почему нет решительного шага политического руководства России? Я не знаю. Никто ничего от признания голода геноцидом не потеряет. А о каких-то компенсациях и речи не может быть. Это вообще абсурд! Был я в Нью-Йорке, предложил коллегам, которые изучают Холокост, провести конференцию, но они также отказались. Чтобы прийти к какому-то знаменателю, мнению о различиях и сходстве, но пускай будет это позиция за ними. И о сотрудничестве. Я считаю, мы должны восстановить связи и не только по этой теме. Тот сборник документов, который нам предложили, я могу сейчас заявить, что я был инициатором того, чтобы по таким концептуальным принципам его не издавать, как было предложено российской стороной. Я предложил свою концепцию подбора документов по голоду в СССР: каждый том должен касаться региона, т.е. УССР и др. Мы не можем отрицать, что голод был в таком политическом объединении как СССР, но голод был в конкретном селе, в каждой из республик. Пусть будет серия: голод в СССР, но отдельные тома: голод в Украине, голод на Кубани, в Поволжье, в ЦЧО. И тогда бы мы посмотрели реальную картину, о степени поражения каждого региона, о национальных последствиях голодомора в каждой из республик. И это бы стало основой для политических оценок, а не спекуляций подобного рода: голод был в СССР, а не только в Украине. Голодомор в Украине – это преступление против мирного населения. Мы сделали свой шаг – дали политическую и правовую оценку. Это был геноцид. Дело за Вами. Дайте оценку голода на территории РСФСР в 1932-1933 годах. Спасибо. В.И. Мироненко: Спасибо, Василий Иванович. Как всегда, пять минут на вопросы. М.В. Дмитриев: Продолжая нашу дискуссию от 10 декабря, я пытаюсь понять с нашими коллегами, которые голодом профессионально не занимаются: в чем состоят конкретные документальные аргументы в пользу тезиса, что это был геноцид, т.е., что это было сознательное уничтожение или украинского этноса, или украинской нации, или части украинцев как украинцев… Те документы, которые Вы сейчас процитировали, по строгому историческому счету, в пользу такого тезиса не свидетельствуют. Когда Сталин говорит Хатаевичу прекратить продовольственное снабжение Украины, это не исключает, что подобного рода решения принимались и по другим регионам и это не значит того, что на украинские территории смотрят как на этнические, национальные. В связи с этим второй вопрос, такого же свойства. Телеграмма Сталину Чубаря и Петровского. Они просят пересмотреть план хлебозаготовок. Как это прошение можно прочитать как аргумент в пользу геноцида? В чем же состоят конкретные исторические документы, что руководство в Москве хотело в 32-33 гг. уничтожать украинцев как этнос и как нацию? В.И. Марочко: Во-первых, здесь есть уже политологическое начало, которое я не разделяю, например, с моими коллегами из диаспоры. Голод, как физиологическое явление, невозможно направить, но возможно создать в тех или иных регионах и исторический опыт об этом свидетельствует. Я не говорил о телеграммах в контексте геноцида. Я говорил о позиции Украины. Таких шифрoтелеграмм я обнаружил несколько десятков. Это обращение от 26 апреля, когда Коссиор говорил: что происходит? Нет Советской власти на Украине! Крестьянство восстало. В ответ Сталин: где ГПУ? Не где хлебные запасы, где помощь, давайте обратимся к Красному кресту, сообществу как это было в 21-22 гг. Об этом и речи не могло быть. Естественно, что две телеграммы 10 июня 32 года не имеют отношения аргументации как геноцид, но имеет значение более ста постановлений, которые были приняты в течение 31-33 гг., они имеют непосредственное отношение! Называю: Постановление от 18 ноября 32 года, где уже были озвучены «черные доски». А это не доски почета в советское время. Суть этого постановления. Во-первых, прекратить выдачу авансов на трудодни. Во-вторых, изъять все кредиты, которые были даны колхозникам. Изъять трудодни, потому что они не выполнили план по хлебозаготовкам. Вывезти все продукты из лавок. М.В. Дмитриев: Но черных досок было масса на Северном Кавказе! В.И. Марочко: И я об этом говорил Виктору: именно! И мы с ним вчера говорили по поводу того, как бы нам издать сборник документов по черным доскам. Но это не один только пункт. Если эти черные доски были применены только в шести селам по постановлению от 6 декабря 32 года, но они распространялись на колхозы и села, даже на отдельные хозяйства! Это ужас был! Я называю только те факты, которые мне известны и не имею отношения к каким-то абстракциям. 82 района Украины оказались на черных досках – это сознательное четкое постановление. Действительно, это было и на Кубани. В чем вопрос наших разногласий? Мы не можем переступить политическо-концептуальное решение. Я согласен, что и на Кубани это было, и разделять по каким-то там национальным квартирам нельзя. Тогда мы никогда не дадим оценку по явлениям, по каким-то другим направлениям. Как оценить постановление о запрещении паспортов крестьянам? Крестьяне не могли выехать на стройку без разрешения сельского совета и получения паспорта. Наконец, Сталин лично подписывает решение о запрещении продажи билетов. Это все в дополнении, все в комплексе. Принципы хлебозаготовок распространялись и на другие продукты. Как решить вопрос о так называемых натуральных штрафах? Если ты не выполнил планы по хлебозаготовкам, ты не освобождался от их выполнения, но дополнительно штрафовался 15 месяцами хлебозаготовок. И до абсурда доходило! Когда три человека принимали решение скосить хлеб в пользу колхозников и единоличных крестьян и на глазах голодных детей этот хлеб молотили и записывали в фонд семейных хлебозаготовок, так называемые «красные тока». М.В. Дмитриев: А где же здесь, всё-таки, аргументы в пользу тезиса о «геноциде» и геноциде именно украинского народа? В.И. Марочко: Эти факты свидетельствуют о создании условий, которые привели к массовой гибели крестьян. Это первый пункт конвенции о геноциде. Во-вторых, перемещение других этнических групп в Украину. Здесь материалы Всесоюзной переселенческой комиссии. Решение Молотова в октябре 33 года. «Прошу освободить 20 тысяч домов на юге Украины для перемещения крестьян из Смоленской, Нижнего Новгорода, Поволжья в Украину». И вот мы видим 20 тысяч этих хозяйств. В.И. Мироненко: Василий Иванович, я вынужден прервать Вас, нам пора переходить к другим докладам. Я прошу Вас, Виктор Владимирович Ищенко, Вы хотели задать вопрос. В.В. Ищенко (ИВИ РАН): Вопрос короткий, только уточнение. Я хочу спросить, так как все-таки, мне не совсем понятен главный вывод, к которому вы приходите. Даже если допустить, что голод 1932-1933 гг. в Украине был сознательно задуманным, в деталях просчитанным и организованный актом, то почему в таком случае Вы считаете, что он был направлен исключительно против нации, или этноса? Совершенно очевидно, что речь идет, прежде всего, о крестьянстве. Голод 1932-1933 гг., на мой взгляд, это социальное явление, это результат политики, которую, действительно, можно характеризовать как “бесчеловечная”, “антигуманная” и т.д. Но эта политика была направлена, прежде всего, против крестьянина независимо от его этнической принадлежности. В.И. Марочко: Элемент классовой борьбы и я хотел спросить Виктора Кондрашина: он обвинял украинских историков, он говорил: почему вы не работаете в лучших традициях советской историографии. Я не приемлю этот тезис о классовой борьбе. И относительно населения. Если Вы заметили, я нигде не подчеркнул, что голод имел антиукраинскую направленность. Я этого не говорил, как политический тезис, но я говорил о фактах. 2/3 населения Украины – сельское, 92-94% сельского населения – украинцы. Это не значит, что в Великописаревском районе Харьковской области, в Божедаровке и других старообрядческих селах не было голода. В 2003 г. вышла наша книга, еще раньше в 1994 г. я изучал вопрос о национальном составе голодающих. Действительно, в некоторой степени пострадали чехи и немцы моего родного Полесья, русское население юга Украины. Но все это – украинский народ, согласно конституции и поэтому в законе о геноциде Верховной Рады мы не говорим об «украинцах», но об «украинском народе». Вот в чем смысл. Мы говорим о геноциде украинского народа, и это не исключает этнических украинцев, этнических белорусов из Снегурёвки, шведов в одной коммуны на Украине. Я понимаю, это интересный аргумент обвинить украинскую сторону в том, что они якобы матерые шовинисты и националисты, которые настаивают, что голод был обращен только против украинцев. Господа, признайте голод геноцидом, трагедией, как угодно, но сделайте это в России во имя погибших российских и украинских крестьян на Кубани и в других регионах РСФСР. О. Ю. Захарова: Скажите, пожалуйста, паспорта были введены в 1932 году? В.И. Марочко: Да, в декабре 1932 года. Зона ограничения 50-100 км. Я тому живой свидетель. Я получил паспорт, когда пришел из армии, в 1976 году. Принцип действовал до 76-77 года. Так называемое постановление об отходничестве в связи с новостройками и.т.д., справка сельского совета, вызов из Краматорска, Кузбасса, Сталинграда, полторы тысячи новостроек. О.Ю. Захарова: Значит, в 33 году могли выезжать? Ведь паспорта… В.И. Марочко: Есть телеграмма Сталина о том, что надо запретить иностранным журналистам разъезжать по Украине и Кубани, так как они льют грязь на наш устой. Он не имел в виду Уолтера Дюранти, которого он лично принимал у себя, других он имел в виду. А весь «контрреволюционный элемент», который оказался на железных дорогах – дать ГПУ задание рассмотреть если там есть «враги», то отправить их в лагеря, других вернуть в села. Возвращайтесь и умирайте там. В.И. Мироненко: Коллеги, я полагаю, что точка зрения ясна и вряд ли нуждается в уточнениях. Благодарю Вас. Я прошу взять слово д.и.н. С.В. Кульчицкого из Института истории НАНУ. Тема сообщения: «Социально-экономическая и национальная политика Кремля в 29-33 гг.». Выступление С.В. Кульчицкого. Каждой сессии нашей конференции присвоено отдельное название. Эта сессия названа так: «Голод 1932–1933 гг.: «геноцид украинского народа» или общая трагедия народов СССР?» В вопросе заключен и ответ, ибо слова «геноцид украинского народа» взяты в кавычки. Не буду протестовать ни против постановки вопроса, ни против ответа, содержащегося в вопросе. Ведь речь не идет о Голодоморе! Кроме Голодомора, в Украине был и голод 1932 г., вызванный теми же причинами, что и голод 1932–1933 гг. в других регионах СССР. Голод, последовавший за конфискацией зимой 1931–1932 гг. урожая 1931 года, унес жизни 150 тыс. украинских крестьян. Это страшно, но если российские ученые не соглашаются признать геноцидом голод, который явился следствием хлебозаготовок, не станем спорить. Александр Солженицын искренне убежден, что речь идет именно о таком голоде. Позавчера он дал интервью, в котором заявил о том, что украинская власть «превратно трактует страшный голод 30 х, называя его геноцидом украинского народа». Далее он сказал: «Провокаторский вскрик о «геноциде» стал зарождаться десятилетиями спустя — сперва потаенно, в затхлых шовинистических умах, злобно настроенных против «москалей», — а вот теперь внесся и в государственные круги нынешней Украины». Вот здесь надо возразить одновременно по двум пунктам. Во-первых, геноцидом мы называем не голод 1932–1933 гг., а Голодомор, затронувший два региона, в которых удельный вес украинцев среди населения превышал (УССР) либо примерно равнялся (Кубань) двум третям. Только в этих регионах голод перерос в голодный мор с уровнем смертности, в десятки раз большим, чем в других регионах. О Казахстане говорить не стоит, там был иной механизм голода. Во-вторых, так называемые москали не имеют отношения ни к Голодомору в Украине, ни к голоду 1932–1933 гг. в СССР. Готов признать, что немало людей в Украине обвиняет в Голодоморе Москву, а не Кремль. Солженицин тоже раздражен законом Верховной Рады, в котором Голодомор квалифицируется как геноцид, и тоже — от незнания сути дела. Досадно, что эта тема так нас разъединяет. Вдвойне досадно, когда нас слушают, но не слышат. В этом пришлось убеждаться не раз. В прошлом году после скандальной статьи Андрея Марчукова в популярном журнале «Родина» редакция пригласила Ю. Шаповала и меня на круглый стол по голоду, а потом напечатала лишь отрывки из моей статьи, снабженные уничтожающей критикой Марчукова. Но Марчуков попросту проигнорировал все аргументы. Уже в этом году ко мне в институт пришла журналистка из одной московской газеты, предложила несколько вопросов и ушла с той моей книгой о Голодоморе, которая была напечатана на русском языке. Ушла — и как в воду канула. И третий случай: приехала в институт 28 марта бригада телевизионщиков из Москвы, истратила на меня целую кассету, но при этом упорно избегала темы о механизме Голодомора. Надеюсь, что сегодня будет по-другому. Отведенное мне время хочу использовать, прежде всего, для телеграфного изложения механизма Голодомора. Он очень прост: речь идет не о конфискации зерна. Хлеб из урожая 1932 года был конфискован ранее, село уже голодало. Речь идет о том, что в голодающей деревне было конфисковано все нехлебное продовольствие. Чтобы понять, что это значит, надо представить себе, что в СССР не было продовольственных магазинов. Были только распределители, в которых население получало хлеб по карточкам. У сельского населения хлебных карточек не было. Крестьяне, не имевшие хорошо поставленного приусадебного хозяйства, должны были покупать продовольствие в свободной торговле. Если они не имели и денег, то гибли от голода, как погибли 150 тысяч крестьян Украины в первой половине 1932 года. Когда же всюду было конфисковано все нехлебное продовольствие, базары исчезли. Оставались только торгсины, филиалы которых государство услужливо продвинуло в районы. Те, кто имел бытовое золото или серебро, спасались от голода в торгсинах. Те, кто имел… Глядя в глаза, нам говорят: все это выдумки, покажите документ о конфискации нехлебного продовольствия! Они знают, что в архивах есть лишь тысячи документов об оказании властью продовольственной помощи голодающему населению УССР и Кубани. Но не надо спешить. В ноябре 1932 года Сталин командировал чрезвычайные хлебозаготовительные комиссии под руководством В. Молотова в УССР и Л. Кагановича — на Северный Кавказ. 18 и 20 ноября появились написанные Молотовым и завизированные Сталиным постановления ЦК КП(б)У и Совнаркома УССР, в которых содержались зловещие пункты о натуральном штрафовании должников по хлебозаготовкам — мясом и картофелем. 1 января 1933 года Сталин предписал ЦК КП(б)У оповестить через сельсоветы украинское крестьянство о том, что те, кто добровольно отдаст государству свой хлеб, не будут подвергаться репрессиям. А вот те, кто этого не сделает, подвергнутся действию постановления от 7 августа 1932 года (закон о пяти колосках). Кроме двух пунктов, в обращении Сталина не было ничего. Как прикажете понимать такой сенсационный документ, как обращение генсека к крестьянам одной из союзных республик? Понимать его надо буквально. Первый пункт — обязательство не применять репрессию, второй — угроза репрессии. Связь между пунктами безальтернативна: чтобы репрессировать человека, надо установить, что он скрывает от государства хлеб. Как это сделать? До сих пор не придумали ничего другого, кроме обыска. Сталинская телеграмма стала сигналом к массовым обыскам, и попробуйте интерпретировать ее иначе! Опубликованные сводки ГПУ о найденных в селе ямах с хлебом показывают: ям было много, но запасы зерна в них не имели государственного значения. Хлеб находили килограммами или десятками килограммов. Из этого надо заключить, что Сталин знал об отсутствии хлеба в украинской деревне. Документы о мясе и картофеле есть, но нет документов о натуральном штрафовании фасолью, свеклой, капустой и всем прочим. Нужно ли от нас требовать именно эти документы? Потребуйте! Те, кто пережил Голодомор, рассказывали, что бригады под руководством чекистов отбирали у крестьян все продукты. Следовательно, новогодняя телеграмма безошибочно указывает на человека, который дал сигнал начать репрессивную акцию по изъятию нехлебного продовольствия под лживым предлогом борьбы за хлеб. Сейчас в Украине готовится сводный том Национальной книги памяти «Голодомор 1932–1933 годов». Из опубликованных и неопубликованных показаний свидетелей изымаются для этого тома строчки, где говорится о конфискации всего продовольствия и о том, какими суррогатами питались люди. Фиксируется и наносится на карту место проживания свидетеля. Эти точки покрывают собой всю территорию Украины и свидетельствуют о том, что организаторы обысков получали одинаковые устные инструкции. Помните доклад А. Яковлева на съезде народных депутатов СССР в 1989 году? Текст секретного протокола к пакту Риббентропа–Молотова еще не был известен. Сидевший в президиуме М. Горбачев, когда стал генсеком, расписался в том, что ознакомлен с этим государственным актом. Он молчал, но Яковлев убедительно показал абсолютное соответствие действий Сталина с секретным протоколом по копии, опубликованной на Западе. Стало ясно, что секретный протокол — это не миф западной пропаганды. Так и мы докажем, что приказ об изъятии нехлебного продовольствия у голодавших крестьян Украины — это не миф. Географическая карта с показаниями свидетелей Голодомора станет доказательством в любом суде. Сталин называл «подхлестыванием» свою тактику хлебозаготовок, которая применялась три года подряд, в 1930–1932 гг.: сначала забрать весь хлеб, а потом предоставить продовольственную помощь голодающему населению. В дальнейшем, возможно, такая тактика будет названа геноцидом. Но смерть в результате избыточных хлебозаготовок при остром желании можно оправдать: хлеб продали за границу, чтобы получить валюту, необходимую для закупки заводов, без которых в 1941–45 гг. Советский Союз проиграл бы войну. И такое утверждают, последний раз — в позавчерашнем заявлении Думы. Но смерть, последовавшую из-за того, что было изъято нехлебное продовольствие, оправдать нельзя ничем. Создание государством условий, несовместимых с физическим выживанием — это формулировка из Конвенции ООН по геноциду. В механизм Голодомора входит не только изъятие продовольствия. Здесь и блокада: государство не хотело, чтобы голодающие появились в других регионах, и поэтому заблокировало УССР и Кубань. Здесь и запрет на слово «голод», который продержался до 25 декабря 1987 года. Запрет употреблять слово «голод» в совершенно секретной партийной документации исключал всякую самодеятельность со стороны органов власти. О голоде можно было говорить лишь в «особых папках», то есть организовать борьбу с ним только с разрешения центра. И такая борьба развернулась с начала февраля 1933 года, когда государство начало кормить голодающих через колхозы и совхозы. Сталинская акция по конфискации продовольствия длилась лишь один месяц — январь. Но она создала на селе новую ситуацию, предотвратив социальный взрыв. Теперь государство стало благодетелем, ведь оно кормило голодающих с рук. У меня есть еще запас времени, чтобы ответить А. Солженицыну по поводу роли «москалей» в Голодоморе. Советский Союз держался на диктатуре централизованной государственной партии, но был конституционно построен по этническому принципу. Всем знакомо понятие «титульной нации», которого не существовало вне Советского Союза. Ведь титульная нация — это этническая нация, а этнически чистых государств не существует. Сталин боялся, как признавался в письме Кагановичу 11 августа 1932 года, что «Украину можем потерять, как только дела станут хуже». А в 1932 году дела становились все хуже, начинался экономический кризис, внешним выражением которого стал голод 1932–1933 гг. СССР не случайно распался по линии границ союзных республик, но не в 1932, а в 1991 году. Почему так поздно? 1933 и 1937 годы — достаточное объяснение этому. И еще одно замечание, связанное с этническим принципом в структурировании государства. Русские были титульной нацией в масштабе СССР, но стояли ниже в политической иерархии по сравнению с титульными нациями союзных республик. Российская Федерация не имела центра в виде ЦК Компартии России. И такой партии в России не было, она стала бы опасной для Кремля при всей зацентрализованности ВКП(б). Не существовало в Москве и полноценного правительственного центра Российской Федерации. Политическая приниженность России была не случайной. Когда она пресеклась вследствие конституционной реформы М. Горбачева, в Москве началось противостояние двух центров власти, которое взорвало СССР. 27 ноября 1932 года Сталин пригрозил на объединенном заседании политбюро ЦК и президиума ЦКК ВКП(б) «ответить сокрушительным ударом» по «отдельным колхозникам и колхозам», которые занимались саботажем хлебозаготовок. Продолжением этой угрозы стала угроза, высказанная в новогодней телеграмме украинскому крестьянству. Почему «сокрушительный удар» пришелся по Украине и Кубани? На Северном Кавказе была украинизирована почти половина районов, как это подчеркивалось в постановлении ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР от 14 декабря 1932 года. Целиком украинизированную Кубань пришлось бы присоединять к УССР, т.е. наращивать опасно большой человеческий и экономический потенциал Украины в СССР. Даже в смирительной рубашке советской республики граждане Украины самим своим существованием создавали угрозу для кремлевских вождей. Массовый террор был неотделим от коммунистического строительства, которое происходило в многонациональной стране, конституционно построенной как союз государств, образованных титульными нациями. Поэтому сказанное выше помогает понять этническую составляющую в терроре. На самом-то деле это — национальная составляющая. Террор принимал разнообразные формы. Не следует говорить только о Голодоморе. Одновременно с ним происходило уничтожение полумиллионной Компартии Украины, которую Сталин охарактеризовал в уже цитированном письме Кагановичу даже не словами, а дьявольским междометием: «500 тысяч членов, хе-хе». За пять лет эту партию переполовинили. Одновременно происходило уничтожение «петлюровцев», т.е. тех, кто принимал активное участие в Украинской революции 1917–1920 гг. Целью всех этих действий Кремля было превращение украинской титульной нации из нации, совмещенной с государством, в безобидную этнографическую общность. А. Солженицин знает лучше других, что такое террор. Почему же он не может посмотреть на то, что происходило в Украине, как на террор? Думаю, что здесь есть и наша вина. Мы говорим о том, что Сталин голодом и не только голодом уничтожал украинцев, и правы в этом. Но следует учесть, что мы говорим об этом неукраинцам, а потому нас понимают превратно. Глубоко убежден в том, что есть два абсолютно разных вида геноцида — этническая чистка и террор, в том числе террор голодом. Называя Голодомор «украинским Холокостом», мы заставляем и россиян, и своих собственных граждан приходить к мнению о том, что это — этническая чистка. Я понимаю тех, кто называет Голодомор Холокостом, они используют привычное понятие, которое уже получило статус геноцида. Но это опасно, ибо подталкивает к мысли о том, что в Голодоморе виновна Москва, а не Кремль. Ведь этническая чистка — это чистка территории для какого-то другого народа. Какого именно — нетрудно догадаться. Террор — иное дело, у него совершенно другие задачи. За четверть века сталинской диктатуры все мы подверглись многим видам террора. От него страдали социальные, национальные, этнические и религиозные группы. Был репрессирован целый миллион представителей той партии, которая служила опорой политического режима. Репрессировались даже чекисты, которые технически осуществляли террор. Почему такой специалист по террору в СССР, как А. Солженицин не представляет себе, что террор может быть формой геноцида? И как иначе расценивать голодную смерть миллионов людей в двух украинских регионах Советского Союза? И еще одно обстоятельство, если можно так выразиться, в «защиту Кремля». Сталин массово уничтожал украинцев, но лишь в Украине и на Кубани, причем в строго определенное время. Геноцид — это «сокрушительный удар» в январе 1933 года, приведший к гибели 3,5 млн. человек. Это — уничтожение части, а не целого во имя того, чтобы привить целому определенную норму поведения. Это террор, а не этническая чистка. Такой террор не имеет отношения ни к «москалям», по терминологии Солженицина, ни к грузинам, из среды которых вышел Сталин, ни к евреям, к которым принадлежал Каганович. Давайте вырвемся из объятий политизированных публицистов и посмотрим правде в глаза! А.В. Шубин (ИВИ РАН): С огромной пользой я выслушал доклад С.В. Кульчицкого, поскольку оказалось, что никакой этнической чистки не было. Но слово так устроено: «геноцид», уничтожение генов, это синоним уничтожения из-за принадлежности к этносу (расе), этнической чистки (еще в это понятие включают религиозный геноцид, но не более). Может быть, украинским политикам следует посоветовать назвать этот «цид» как-то иначе? Если Вы говорили: «террор голодом», просто «террор», возражений было бы гораздо меньше, и вся путаница возникает именно из-за этого слова, которое служит для каких-то политико-идеологических целей, но не для выявления истины. Формула «геноцид украинского народа» содержит в себе кричащее внутреннее противоречие – геноцид направлен против этноса, а «украинский народ» трактуется как не-этнос. Также хотелось бы задать вопрос, который я уже задаю не впервые. Все-таки, каково количество погибших непосредственно от голода? Я с Вами согласен, что у нас есть такой надежный источник как загсы. Этот источник дает нам «якорь», к которому мы можем привязаться. Сводные данные, которые, к счастью, сохранились, позволяют оценить, превышение количества умерших в 1932-1933 гг. над «фоном» 1931 – 1934 гг. в 1млн. 489 тысяч 100 душ. Это огромная сума, это – трагедия. Возможны поправки как в ту, так и в другую сторону в «коридоре» 1-2 миллиона жертв. Но все-таки, когда Вы называете другие точные цифры, очень сильно уходящие от этого «якоря» хочется получить подробнейшие разъяснения. Что «исчезнувшие» люди не ушли куда-нибудь как казахи в Синзян или на стройки пятилетки. Не могли бы Вы обозначить другие источники? Не оценочные, но точные данные: откуда они взялись? С.В. Кульчицкий: Геноцид — есть геноцид и не будем спорить по этому поводу. В Конвенции ООН по геноциду записано 4 человеческие группы: этническая, национальная, религиозная и расовая. Две последние группы отпадают, остаются этническая и национальная. Я полагаю, что этническая группа не подходит, украинцев в Ленинграде и в Москве никто не уничтожал. Речь идет о национальной группе, речь идет о том, что украинцы были титульной нацией в рамках Украины, они были нацией-государством. И партия-государство, а точнее — ее вожди не могли с этим примириться. Им надо было ликвидировать политические последствия украинизации в УССР и на Кубани. Что касается количества жертв, то моя цифра была впервые опубликована в 1990 году. Но это не только моя цифра, я не демограф. Я вместе с Максудовым эту цифру вывел. Я дал ему материалы. Я тогда был на конференции в Торонто. Виткрофт отказался (мы рассчитывали втроем); он отказался — ему показалось — слишком много жертв. Однако в приложении к третьему тому «Трагедии советской деревни» он опубликовал свои расчеты на 2 печатных листа о потерях населения в СССР от голода. Цифра его — 7 млн., из них 3,5 млн. в УССР. Таким образом, спустя много лет он согласился с нашими с Максудовым подсчетами. Остальные 3,5 млн. человек — это другие регионы (Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан). Относительно загсов. В этом году истекло 75 лет, и книги смерти открылись. Они интенсивно изучаются, публикуются. Здесь присутствует заместитель директора Украинского института национальной памяти проф. В. Верстюк, он может подтвердить: недавно у них в институте состоялось совещание по смертным книгам. В этих источниках есть потрясающие данные. Однако, как правило, смерть от голода почти не фиксируется, поскольку слово «голод» было запрещено. Во-вторых, зафиксирована в 1933 г. только часть смертей. Регистраторы ЗАГС, как все прочие жители, тоже гибли от голода. В третьих, значительная часть этих книг, почти 2/3, была уничтожена в 1934 г. по специальному распоряжению ОГПУ СССР. То, что сохранилось так много книг — просто удивительно. В.В. Ищенко: Станислав Владиславович, я хочу с Вашей помощью как-то смоделировать ход размышлений или логику действий Сталина. Два маленьких вопроса. Первый вопрос: Если, основываться на том, что вы говорили, Сталин был напуган возможностью потери Украины и, организовал в республике голодомор. Однако, имея за плечами опыт 1932-1933 гг., почему все же он пошел на Конституцию 1936 года, в которой зафиксированы те принципы, которые его, по Вашему, мнению, очень пугали тремя годами раньше. Второй вопрос: Все-таки не совсем понятна ситуация с Кубанью. Она не вписывается в логику ваших рассуждений. Кубань-это территория другой республики. Это не Украина. Вы сказали, что украинцев в Москве и Ленинграде никто не думал трогать. Почему же тогда их морили голодом на Кубани? Думаю, ответ прост: жившие на Кубани украинцы были, в отличие от московских и ленинградских, прежде всего крестьянами, за счет которых Сталин и рассчитывал провести индустриализацию. С.В. Кульчицкий: Сталин был действительно напуган, он это фиксирует в письме Кагановичу от 11 августа 1932 г. Но конституция 36 года была после 33 года. Совершенно иная ситуация в украинском селе! Могу сказать, насколько другая ситуация. В 1944 г. были приняты конституционные поправки по созданию в союзных республиках наркоматов обороны и иностранных дел. Они были созданы только в Украине и в Белоруссии, поскольку союзники согласились признать их членами-основателями ООН. Наркомат обороны УССР оказался каким-то странным, в подчинении наркома была лишь одна единица — духовой оркестр. Вскоре его ликвидировали. Наркомат, а затем министерство иностранных дел существовало до 1991 года в составе 40 человек, имело постоянное представительство в ООН. Это было какой-то отдушиной, мы этим гордимся. Создавая эти наркоматы, Сталин нисколько не беспокоился о том, что крупнейшая национальная республика, к тому же расположенная на границе с Европой, употребит во вред Кремлю новые свидетельства своего «суверенитета». Его заботили лишь дополнительные голоса в ООН. Что сказать о Кубани? На Кубани было 63% украинского населения по переписи 1926 года и лишь 4% — по переписи 1939 г. Неужели все украинцы вымерли от голода за это время, а Кубань была заселена другими народами? Конечно, нет. Эти 4% — то количество украинцев, которое перешло на Кубань из Украины в период между этими двумя переписями. А всем, кто жил на Кубани с ХVIII ст., было предписано стать русскими. М.В. Дмитриев: У меня два маленьких уточняющих вопроса. Первый технического свойства. Вы самый чудовищно драматический период видите в январе 1933 года, когда был послан указ о конфискации нехлебного продовольствия, который потом исполнялся. Скажите, пожалуйста, аналогичные меры о конфискации нехлебного продовольствия принимались ли в каких-нибудь неукраинских территориях и вне Кубани? Вы сослались на кажущееся странным письмо Сталина к украинскому крестьянству… Каким образом оно истолковывается при обосновании тезиса о «геноциде украинского народа»? Или возьмём текст письма Сталина Кагановичу 11 августа 1932 года. Зная прекрасно текст этого письма, я не понимаю, на каком основании Вы говорите, что, когда Сталин пишет «хе-хе 500 тысяч членов» и выражается: мы можем потерять Украину, – какие здесь логические и лингвистические обосновании видеть в таких высказываниях аргумент в пользу, что это был геноцид нации? С. В. Кульчицкий: Ответ на первый вопрос очевиден: конфискация всего продовольствия означала в сложившейся тогда ситуации почти немедленную смерть от голода. Если карательная акция распространилась на всю территорию, занимаемую титульной нацией, а также на территорию Кубани, население которой претендовало на статус титульной нации, то какой вывод следует сделать из этого? Это не социоцид, а нечто более объемное. Хотя и социоцид тоже, ведь удар был направлен против крестьян. Но я подчеркивал в докладе: не следует говорить только о Голодоморе, расправились и с партией, и с «петлюровцами». Письмо Сталина, обращенное к крестьянству Украины, может быть истолковано только одним способом, другого никто не предлагал. Это — письменный документ, сопряженный с имеющимися постановлениями о натуральных штрафах. Вместе со свидетельствами о сплошных обысках, вместе с последствием этих обысков — смертью миллионов письмо Сталина указывает на человека, который привел в действие механизм геноцида. М.В. Дмитриев: А была ли такая практика вне Украины? С.В. Кульчицкий: Я исследовал источники по Украине. Могу сказать, что карательные акции, суть которых заключалась в конфискации всего продовольствия, имели место и ранее, начиная с 1929 г. Но тогда они были единичными и не приводили к исчезновению сельских базаров. Т.е. они не означали почти немедленной смерти. Приходилось встречаться с сообщениями о конфискации всего продовольствия в Республике Немцев Поволжья, в других, за исключение Кубани, округах Северо-Кавказского края. Не знаю, насколько масштабными были эти акции. Судя по конечному результату, т.е. по статистике смертности, масштабы были несравненно меньшими, чем в украинских регионах. И еще одно. Невозможно провести грань между смертью от голода, вызванного отсутствием хлеба, и смертью, вызванной отсутствием всякой еды. Ведь многое зависело от структуры ресурсов крестьянского подворья. В хозяйстве бедняков не было больших продовольственных запасов, и они гибли, когда забирали все зерно в счет хлебозаготовок. Смерть в любом случае есть смерть, хлебозаготовки тоже могут считаться орудием геноцида. Но мы стремимся отделить голод в СССР от Голодомора в Украине. Дело не только в более тяжких последствиях правительственных действий. Хлебозаготовки можно истолковать как хозяйственную акцию. Конфискацию не-хлебного продовольствия следует истолковывать только как создание условий, несовместимых с жизнью. А это — формулировка из Конвенции ООН по геноциду. Относительно письма Сталина Кагановичу от 11 августа 1932 года. Я ведь не говорил, что оно связано с тезисом о геноциде. Голодомора еще не было. Тогда в Украине назревал голод, как и в других регионах СССР. Не уверен, что тогда Сталин собирался сделать то, что он сделал позднее. Письмо от 11 августа показывает лишь отношение Сталина к Украине. То отношение, которое позднее воплотилось в различных репрессивных акциях. В.А. Пироженко: Я бы хотел уточнить этнический состав городов УССР в 1932-33 гг. Я так понимаю, что значительное число их населения составляли этнические украинцы или те, кто записался украинцем. В городах проходили чистки, изъятия продовольствия? C.В. Кульчицкий: Есть статистика смертности за 1932–1933 гг. по национальностям в разрезе города и села. Она неполная, причем ее неполнота различна по городу и селу. С одной стороны, в городах фиксировалась повышенная смертность из-за наплыва голодающих крестьян. С другой стороны, в городах фиксировались почти все смерти, тогда как в селах — менее трети (из-за общей дезорганизации работы сельских учреждений). И все же прослеживается четкая закономерность: «городские» национальности пострадали от голода несравненно меньше, чем те, основная масса которых проживала в сельской местности. В городах не было изъятия продовольствия хотя бы потому, что город не был производителем продовольствия. Смерть от голода в городах наблюдалась как результат снятия с централизованного снабжения второстепенных предприятий или иждивенцев. В.И. Мироненко: Я прошу взять слово Н. Л. Рогалину, д.и.н., профессора исторического факультета МГУ Тема: «От коллективизации к голоду 32-33 гг.» Доклад Н.Л. Рогалиной. Уважаемые коллеги! Свое выступление я назвала немного по иному: « Хлебозаготовительные компании и голод 1932-1933гг.». и расскажу, во-первых, о фактах, которые могут быть полезны для нашей дискуссии, и, во-вторых, представлю украинский материал на фоне общесоюзного, так как я считаю это важным и необходимым в методологическом плане. Конец 1920-х гг. – 1930-е годы были наполнены отчаянной «борьбой за хлеб» между властью и крестьянством. Мощным фактором в этой борьбе был хлебный экспорт, связка «хлеб – валюта» выступала как ключевая в эти годы. Разнообразные источники, представленные в многотомнике «Трагедия советской деревни» секретными материалами, справками, докладными записками представителей власти в отличие от прессы и официальных изданий содержат полную информацию на этот счет. Они позволяют подробно и по – новому рассмотреть процесс «подхлестывания» хлебозаготовительных кампаний. Мощным и постоянным фактором был хлебный экспорт. Согласно наметкам первой пятилетки предполагался громадный рост производства зерна, что позволило бы увеличить экспорт зерна на 5-8 млн. т. ежегодно. Известны телеграммы И.В. Сталина лета-осени 1930г. ответственным лицам о необходимости форсировать экспорт хлеба за границу с тем, чтобы пробиться на международный хлебный рынок и закрепить там позиции. Генеральному Секретарю ВКП(б) посылаются регулярные отчеты о количестве заготовок и экспорте зерна за границу по пятидневкам1. В постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) о хлебозаготовках (5 сент. 1930г.) отмечалось: «Необходимо помнить, что своевременность выполнения установленного плана хлебозаготовок связана с осуществлением экспортного плана, имеющего исключительное значение для обеспечения развертываемого в стране промышленного строительства и прежде всего основных индустриальных гигантов (Магнитострой, Челябстрой)» 2. Связка «хлеб-валюта» выступает как ключевая и в последующие годы. Так, на октябрьском Пленуме 1931г., А.И. Микоян, в то время Нарком снабжения СССР, уверенно заявил, что «зерновую проблему мы разрешили», но ввиду резкого падения цен на с/х продукцию в условиях мирового экономического кризиса, нам пришлось увеличить против первоначального плана экспорт хлеба в силу потребности в валюте на оборудование для индустрии…»3. Австралийский исследователь С. Уиткрофт, который тут уже упоминался, подробно рассмотрел вопрос о заграничных поставках. Он показал, что в 1930-м году экспорт составлял 4.8 – почти 5 млн. т., в 1931 г., который по урожаю был значительно хуже 1930г. – 5.2 млн. т., так как индустриализация требовала увеличения экспорта зерна на 5-8. млн. т ежегодно. 1932 – 1.8 млн. т.,1933г. около 1.7 млн. т. В 1930г. от экспорта зерна было получено 883 млн. рублей, а от нефти и продуктов леса – 1430 млн. руб,. В 1932- 33гг., когда голод в стране свирепствовал вовсю, хлебный экспорт составил суммарно 369 млн. руб., а лесоматериалов и лесопродуктов – почти 1570 млн. руб., то есть в 4 раза больше! 4 Тем более, что подходили сроки выплаты Германии по кредитам, а закупленное оборудование даже не было установлено/Таким образом, материальная выгода от продажи хлеба не была значительной и соответствующий вклад в индустриализацию не велик. Непомерно велика оказалась нравственная, человеческая цена этого вклада со стороны народа. Очевидна прямая связь процесса форсирования коллективизации с задачами хлебозаготовок. Считалось, что колхозы автоматически обеспечат ее решение. В хлебозаготовках, как и в деле раскулачивания, решающую роль играла инициатива региональных партийных комитетов. В «Письме ЦК ВКП(б) всем крайкомам, обкомам и ЦК нацкомпартий «О коллективизации» 1930г. парторганизации привычно обвинялись в пассивном и выжидательном отношении к новому приливу в колхозы и в том, что «организация новых колхозов и вовлечение в старые не увязывается с хлебозаготовками и осенними полевыми работами, откладывается до зимы и весны» 5. Сочетание официального давления, местной инициативы и хаотических действий руководителей низшего уровня создали базу для безудержного увеличения темпов коллективизации. Поскольку проблема хлебозаготовок имела огромное политическое значение, текущие данные по урожайности сильно искажались. Излишки определялись по принципам продразверстки с непременным участием органов ОГПУ и Наркомюрста СССР. Планы хлебозаготовок разверстывались по районам и колхозам механически, стихийно, уравнительно. Государство ставило задачей максимальное выкачивание зерна из деревни в целях финансирования форсированной индустриализации, чему были подчинены соответствующие приемы и методы, обеспечивающие «единство заготовок и вывоза хлеба» («метровка», «конвейер», «встречные планы» т.п.). Метод «метровки» был призван предотвратить сокрытие действительных размеров урожая и мобилизовать колхозников на борьбу с потерями. Оценка зерновых балансов и урожайности в годы первой пятилетки по данным ЦСУ, Госплана и ЦУНХУ, показала, что «На протяжении этого периода потребности советского правительства в зерне значительно превышали возможности крестьян обеспечить зернопоставки». Претенциозные планы неизменно недовыполнялись даже в урожайные годы. Для этого приходилось снижать расходы и запасы самих крестьян, то есть обеспечивать заготовки в ущерб потреблению. В результате уровень централизованных хлебозаготовок поднялся с 10 млн. т. в середине 1920-х до 22 млн. т. в 1930г. В последующие три года фактически не было увеличения госпоставок, хотя запланирован был большой рост, и потребность в зерне была огромна. По мере того, как в стране сокращалось число единоличников, уменьшалось производство сельскохозяйственной продукции и, особенно, животноводства. Количество «зерна на корм скоту в сельском хозяйстве сократилось с 18,5 млн. т в 1928 до 10,2 млн. т. в 1932/33г. В результате продовольственное потребление в сельском хозяйстве упало с 31, 2 млн. т. в 1928г. до 18, 4 млн. т. в 1932/33г. Такая динамика практически неизбежно влекла за собой голод и катастрофические потери в поголовье скота6. Численность городского населения росла, достигнув в 1932г. 40 млн. человек, а производство сельскохозяйственной продукции уменьшалось. В результате нажима на подсобное хозяйство колхозника и на единоличника резко сократилось производство продукции животноводства: масла – на 43%, молока – на 1/3, а яиц и шерсти – в 2, 5. Тем не менее, государственные заготовки зерна увеличились в два раза: в 1931г. они составили свыше 228 млн. ц против 111 млн.ц в 1926-1928 гг. 7. Экспорт огромного количества хлеба, обрекавшего на голодную смерть миллионы крестьянских семей принес всего 389 млн. рублей, то есть даже меньше, чем продажа пушнины, не говоря уже о лесоматериалах (они дали в 1931-1932гг. по 700 млн. рублей валютных поступлений). Так за треть всего мирового экспорта машин и оборудования, купленного в 1931г., и за половину его в 1932г. советскому народу, и в первую очередь крестьянству, пришлось заплатить немыслимую цену. Цель – хлеб, колхозы – средство. По новейшим документальным публикациям и исследованиям мы выясняем, что власти «наощупь» искали максимальные пределы возможных изъятий. Разнообразные источники обнаруживают «стремление отделить заготовительные планы от планов производства зерна, взваливая всю ответственность на невыполнение поставок на крестьянство» 8. Делалось это сначала при помощи зерновых балансов – плановых, текущих и стратегических. Их показатели публиковались частично, правительство неоднократно (и секретно) корректировало свою политику. Когда в 1931-1932гг. местные зерновые балансы стали использоваться для обоснования претензий на снижение заготовительных планов и получение помощи из центра, связь между хлебофуражным балансом и планами хлебозаготовок была сознательно разорвана. В партийных верхах велась острая дискуссия о характере и объеме заготовок. Выдвигалось предложение «…заготовлять в колхозах товарный хлеб, а не хлеб вообще. Борьба за хлеб должна иметь в виду не только получение того хлеба, который уже произведен, но и увеличение производства хлеба» (Хатаевич) 9. Нужны «не все товарные излишки, но твердый план» (Молотов) 10. « Главное заключается в том, чтобы сказать колхозам: в первую очередь выполни государственный план, а потом удовлетворяй свой план, чтобы совхозы, а за совхозами колхозы и единоличники, план заготовок выполнили полностью» (Микоян) 11. Сталин по иному сформулировал первую заповедь колхозника. Это-«выполнение плана хлебозаготовок, вторая заповедь – засыпка семян, и только после выполнения этих условий можете начать и развертывать колхозную торговлю хлебом» 12. В конце концов, государство решило заготавливать хлеб вообще. Сокровенные чаянья властей емко выразила формула наркома земледелия СССР Я.А. Яковлева (лето 1933г.) «вместо того, чтобы устанавливать то, что забирается у хозяйства, установить то, что у него оставляется (курсив мой – Н.Р.» 13. Оставалось же недопустимо мало, совершенно недостаточно для выживания. Источники свидетельствуют, что массовое бегство из деревни целыми семьями, приводило к тому, что оставшиеся несли повинности за ушедших, количество которых достигало половины, числящихся в коллективах. Естественно, крестьяне стремились оставить у себя побольше хлеба. Как наступил большой голод в большой стране? Не внезапно, о чем свидетельствуют сводки и донесения о положении в деревне в течение 1931-1933гг. По всем основным регионам отмечаются «продзатруднения» (продовольственные затруднения), выходом из которых были – неорганизованное отходничество, отказ колхозников от сева (по некоторым данным в 1932 г. на Украине пропало до 40% урожая), выходы из колхозов, массовые выступления, хищнический убой и падеж скота, рост нищенства и т.д. Приведу в пример письмо П.А. Зайченко из Златопольского района Киевской области Украины – В.М. Молотову, датированное апрелем 1932 года. Этот низовой работник, член партии, сигнализирует о «левых загибах» в виде исключений и чистки в процессе коллективизации со стороны бюро райкома, о роспуске колхоза в селе Масловка и отобрании имущества, доходящего до полного разорения колхозников и издевательства над ними. Он пишет, что «колхозники пухлые от голода и есть случаи голодной смерти. В селе Маслово колхозники съели до десяти дохлых лошадей», что колхозники его, Златопольского района уезжают за хлебом в Калужскую губернию14. «Продзатруднения» вели к голоданию колхозных семей, их неорганизованному отходничеству. Бегство из колхозов сопровождалось разбором имущества, скота, инвентаря, самочинным захватом и разделом земли и посевов. Том третий «Трагедии советской деревни» переполнен подобными свидетельствами. Спецсправка Секретно-Политического отдела ОГПУ о ходе коллективизации и массовых выступлениях крестьянства в 1931- нач.1932г. (не ранее апреля 1932г.) фактически констатировала, что в этот период наблюдался массовый голод, охвативший 22 региона и республики СССР и особенно сильно выраженный в Казахстане и Украине. К лету 1932 года из Казахстана откочевало 140 тыс. голодающих хозяйств, а на Украине голодом были охвачены 127 районов и вся территория Молдавии (20 тыс. голодающих). Недовольство и возмущение крестьян нарастало. Во втором квартале 1932 года было зарегистрировано около 1 тыс. стихийных крестьянских выступлений (в два раза больше, чем в первом квартале того же года) под лозунгами: «Долой советскую власть», «Долой колхозы», «Давай царя!» 15 Сводка ОГПУ передает тяжелое настроение районного и сельского руководства Украины в связи с непосильным планом 1932 года. В 220 случаях колхозы и сельсоветы отказались принять план и лишь в двух случаях согласились. «План прикончит район». «Если выполним, то опять останемся без хлеба. Для посева не останется семян», «Останемся голодными как в прошлом году», «Возьмите у меня партбилет, но я плана не приму. Я боюсь показываться перед массами», «Я боюсь ехать в село, потому что если сказать колхозникам о плане, то они разбегутся» 16. С ноября 1932 года идет чистка партийных рядов. Привлечение коммунистов к уголовной ответственности за невыполнение директив центра о вывозе хлеба из голодающих деревень принимает массовый характер. За 1932-33 годы из партии было исключено 450 тыс. партийцев. В строгой секретной директиве Сталина и Молотова о запрещении массового выезда голодающего сельского населения из Северного Кавказа и Украины «за хлебом» спасительный для голодающих выезд представлялся как организованный врагами Советской власти – эсерами и агентами Польши с целью агитации через «крестьян» в северных районах СССР против колхозов и вообще против Советской власти17. Отличие от голода 1921 года при том же, примерно, количестве голодавших (25-30 млн. чел.) было разительным: тогда шла международная и внушительная помощь, выезд сельских жителей не был ограничен. Теперь же власти поставили задачу «запереть крестьян в деревне». Кроме того, в основные зерновые районы были направлены Комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) с чрезвычайными полномочиями. Украинскую комиссию возглавил В.Молотов, а северокавказскую – Л. Каганович. Молотов потребовал «большевистской мобилизации сил» и «безусловного выполнения на все 100» годового плана хлебозаготовок, сниженного на 70 млн. пудов. Каганович придумал систему «черных досок» и полную блокаду провинившихся станиц. Затем последовало примерное выселение станицы Полтавской, Медведовской и других – всего 15 казачьих станиц за саботаж. К началу 1933 года было выслано не менее 63, 5 тыс. жителей18. К «саботажникам» из числа мобилизованных и уполномоченных по заготовкам работников были применены самые суровые меры вплоть до снятия с работы и отдачи под суд. Распускались правления колхозов: наказания и репрессии сыпались как из рога изобилия. Умирали все – колхозники, единоличники, лодыри и «мнимые колхозники», имевшие менее 50 трудодней, и выполнившие по 300-400 трудодней, украинцы, русские, казахи…Голод был «интернациональным». Формально для голодающих кое-что властями было сделано. Но это была забота не о людях, а о будущем урожае, во-первых, а во-вторых государственная помощь направлялась на борьбу не с причинами, а со следствием. Еще в марте-мае 1932г. последовали партийно – советские постановления, осуждавшие принудительное обобществлении скота, возвещавшие об уменьшении государственных планов хлебозаготовок и скотозаготовок и предоставлении права крестьянству после выполнения государственных поставок и образования семенных фондов беспрепятственной продажи оставшейся продукции на базарах, рынках, колхозных лавках. Последующие события показали, что эти меры имели тактический, обманный характер. Скот крестьянам не вернули, а торговать на колхозных рынках ограбленным и разоренным было нечем. Помощь же крестьянству голодающих районов со стороны государства была незначительной. И.Е. Зеленин пишет о том, что в первой половине 1933 года было принято не менее 30 постановлений с обещанием предоставить крестьянам 320 тыс. т. продовольственного зерна19. Так Виткрофт приводит список решений Политбюро об уменьшении планов заготовок в 1932/33 г. Из него следует, что всего уменьшение плана по производящим районам составило 222 млн. пудов, из которых примерно 60% приходилось на долю Украины (в том числе продовольственной ссуды также на 60% и более 1//4 части общего объема семенных ссуд. С. Виткрофт считает, что «рекордное количество зерна было возвращено этим регионам. Конечно, экспорт следовало еще более сократить и дать большее послаблении Украине, Северному Кавказу и другим районам20. Еще одна альтернатива для Украины, о которой писал Хатаевич Сталину 27 декабря 1932 года: если бы Украина сразу получила сниженный план хлебозаготовок, то он был бы выполнен, поскольку люди были бы уверены в его реальности21. Конечно, массового голода можно было избежать, тем более, что валовой сбор в 1932г. был не меньше, чем в 1931г., а государство располагало необходимыми запасами. 18 млн. ц. зерна, столько же неприкосновенных запасов могли бы прокормить по нормам благополучных лет 6,9 млн. человек, а по условиям голодных спасти от истощения и вымирания еще больше – 14 млн. По подсчетам В.П. Данилова «в совокупности отказ от экспорта хлеба и реализации хлебных запасов могли бы улучшить положение в основных голодающих районах 25-30 млн. человек» 22. Как сами люди спасались от голода? Е. А. Осокина – автор книги “За фасадом сталинского изобилия”? (М., 1998) готовит книгу “Торгсин”, о государственной торговле с иностранцами в том числе и золотыми изделиями. Книга основана на документах Российского Архива экономики (РАЭ). Выясняется, что в деревенские жители сдавали туда чекан, то есть золотые монеты из чистого золота, от дореволюционных видимо, времен, а городские– «лом» то есть изделия из менее качественного металла. География голода показывает, что Украина обеспечивала более пятой части скупки золота по стране. Наиболее высокие цифры выполнения плана приходятся на самые голодные месяцы – апрель, май, июнь 1933 г.. Элитная Москва и вымирающая Украина почти на равных обеспечивали треть выполнение плана по скупке золота 1933 г.! Всего за голодные месяцы люди принесли золота более чем на 20 млн. руб. Если бы Торгсин раньше открыл свои филиалы на периферии страны, больше сотен тысяч людей было бы спасено. Однако в сложившейся критической ситуации принимается серия драконовских антикрестьянских законов Закон от 7 августа 1932г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», был написан лично Сталиным. Имущество колхозов и кооперативов (урожай на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины) приравнивал к имуществу государственному. «Решительная борьба с «врагами народа» – «расхитителями общественного имущества» предполагала высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества» 23. Закон ничего не говорил о кражах в личном приусадебном хозяйстве колхозников и у единоличников. Так была обозначена граница между государственным и личным имуществом, до которого государству не было дела. Согласно данным о применении судебными органами закона « О пяти колосках» (так называли его в народе) на 15 января 1933 года по стране было осуждено свыше 100 тыс. человек. При этом председатель Верховного суда Винокуров оценил высокий процент осужденных к 10 годам единоличников и колхозников (68, 4%) как «крепкий удар по мелкособственническим элементам, не изжившим частнособственнической психологии» и подчеркнул «воспитательное» значение этих мер24. В конце декабря 1932г. вводилась паспортная система для «всех» граждан, кроме крестьян, в крестьянской стране. Это решительно ставило основную массу населения в положение неравноправных граждан второго сорта. А постановление ЦИК и СНК СССР от 17 марта 1933г. «О порядке отходничества из колхозов» делало обязательным официальную регистрацию в правлении колхоза договора с хозяйственными органами25. Покинувшие деревню самовольно подлежали исключению из колхозов. Тем самым уход из деревни стал чрезвычайно затруднен. Анализ разнообразных данных, относящихся к сфере экономики и социальной жизни, приводят исследователей к заключению о процессах экспроприации, депопуляции, деградации и даже геноцида крестьянства26. В современных исследованиях активно исследуются вопросы численных потерь, человеческих жертв и нравственной цены коллективизации. Ведутся разнообразные подсчеты по категориям, годам и регионам, сотен тысяч раскулаченных, репрессированных, перемещенных, умерших от голода. В этой связи на первый план выступает проблематика голода (голодомора) начала 1930-х годов. Она получила широкое монографическое, в том числе региональное освещение27. Голод представляется как организованный, «рукотворный», как неотъемлемая часть контекста истории ХХ века. Выдвинут вопрос: требует ли марксистская модернизация жестких репрессий и голода или можно его избежать, используя альтернативы? 28 Ученые пишут о том, что в основе трагедии 1932-1933 годов лежала политика насильственной коллективизации и принудительных хлебозаготовок сталинского режима. «Голод, вызванный в стране в 30-х годах, стал частью общей политики государства применительно ко всему крестьянству (шире – к народу в целом), а не только к кулачеству» – делает вывод В.Попов29. В.Жиромская отмечает, что «… демографические процессы испытали на себе воздействие таких неблагоприятных факторов, как голод, переселение раскулаченных, репрессии, что привело к падению прироста населения в начале 1930-х гг. до отрицательной величины. Прежде всего – это происходило за счет высокой смертности и потерь населения. Вслед за этим последовало понижение рождаемости. Эту демографическую ситуацию принято называть «демографической катастрофой». Самые большие потери пришлись на РСФСР и Украину. В.В. Кондрашин определяет потери населения Украины в диапазоне 3-3, 5 млн. чел. Согласно материалам демографической переписи 1937г. сельское население, составлявшее 2/3 населения страны, обнаружило тенденцию к уменьшению в РСФСР на 9,2%. 1939 год показал повсеместное сокращение сельского населения, хотя накануне войны оно было в два раза больше городского. Цифры погибших от голода составляют согласно одной методике 7, 2 млн. чел, а другой – 10,8 млн. чел. Вероятно, вымирание деревни началось не в 1940-е годы, а на рубеже 1920-30-х годов. Конечно, Голод должен рассматриваться нами с точки зрения его глубинных причин и долгосрочных последствий. Мы сравниваем три голода: голодная катастрофа 1921 г., голодомор 1932-33 гг., послевоенный голод 1947-48 гг. Голод 1932-1933 гг.– был организованным и рукотворным, он обрушился на разные народы СССР. Более других пострадал Казахстан. Руководитель республики Т.Р.Рыскулов пишет 9 марта 1933г. пишет Сталину-Молотову-Кагановичу в ЦК ВКП (б) и СНК СССР секретно большую записку о массовом бегстве голодных людей в поисках пропитания. Там есть строки о запрещении говорить о голоде и смертных случаях о гибели 1 750 тыс. чел., то есть 42% численности… Он пишет «об искривлении национальной политики в отношении откочевников и казахстанских рабочих в соседние области, о развитии там национального шовинизма. Руководитель Казахстана отнес его проявления к деятельности кулацко-байских и кулацких вредительских элементов, пробравшихся в руководство животноводческих совхозов. Что же касается Украины, я могу сказать, есть косвенные документы, которые показывают связь голода с национальными проблемами. Вот документ из 3-го тома “Трагедии советской деревни»: “ЦК СНК отмечает, что вместо правильного большевистского проведения национальной политики в ряде регионов Украины украинизация проводилась механически, без учета конкретных особенностей каждого района, без тщательного подбора большевистских украинских кадров, что облегчило буржуазным националистическим элементам – петлюровцам и пр. создание своих контрреволюционных ячеек и организаций”. После 1932 г. украинизация свертывается, идут в ход обвинения в буржуазном национализме, а потом, следующая волна борьбы с “националистами” – приходится на год большого террора – 1937 г. Таковы были последствия политики начала 1930-х годов, голода, раскулачивания, репрессий и т.д. Неизмеримо выросла крестьянская бедность на Украине: голод, как и всю страну, республику разорил. Голод и недоедания в разной степени и по разным районам буквально РАЗЛИТЫ по стране, Это все время бросается в глаза, когда читаешь сводки ОГПУ, сообщения с мест, крестьянские письма 1920-1930-х годов. Прав был великий А. Смит, написавший в своем «Богатстве народов»: «Великие народы никогда не беднеют из-за расточительности и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительности и неблагоразумия государственной власти». Метод «наступление – отступление» был стилем руководства обществом и строительством социализма. Сознательное и направленное насилие в сочетании с методом проб и ошибок давало ограниченный, но точный результат. Он был, безусловно, эффективен с позиций государственной власти, поскольку давал ей возможность управлять огромной страной, держать ее в руках. Система выработала твердые принципы, которыми неуклонно руководствовалась. Формула «колхозы для пролетарского государства, а не пролетарское государство для колхозов», артикулированная в разгар голода 1932 года партийной элитой, выступала как ее неизменное кредо. Перманентно создавались условия для искусственных конфликтов, которые сопровождали нашу модернизационную модел. Вопрос, сформулированный в работах В. Кондрашина: неизбжен ли голод в условиях догоняющей модернизации? Вот проблема стоящая в связи с проблематикой голодов ХХ века. В.И. Мироненко: Спасибо за большой и содержательный доклад. Вопросы. С. Шарапов: Вопрос к Нине Львовне и Станиславу Владиславовичу. Как Вы думаете, если геноцид – это целенаправленное уничтожение расовой, религиозной и этнической группы, то можем ли мы сравнить голодомор, который был в Украине и в России в 30-е гг. по потерям в процентном отношении от общего населения к потерям в процентном отношении от общего населения, которые понесло украинское население от автро-мадьярского террора. В Галиции украинцы стали жертвами концлагерей, по подсчетам одного польского социалиста, которого нельзя заподозрить в симпатиях к украинцам, погибло более 60 тысяч человек. Это были люди, которые называли себя «руськими» и были согнаны в лагеря по доносам украинофильской партии. Можем ли мы сравнивать два этих события? Был ли там геноцид? Н.Л. Рогалина: Ничего, конечно, про это дело не скажу. Я хочу сказать, что наш геноцид был социальный, по социальным признакам, само раскулачивание – это физическое истребление людей. В пропорциональном исчислении Украина понесла большие потери, но больше всех пострадали казахи; там от голода умерло 1 млн. 700 тысяч человек – 42% населения! Но мне кажется, плохо, когда мы говорим о таких подсчетах. Все пострадали очень сильно. С.В. Кульчицкий: Цифра 60 тысяч, по-моему, совершенно ненадежная. Это не были концлагеря уничтожения, как, впрочем, и советские лагеря. Говорить о каком-то геноциде вообще не приходится. Что касается Казахстана, то там был другой механизм смерти. Поскольку казахов насильно посадили на землю, забрали у них половину скота, чтобы кормить по карточкам городское население, оставшийся скот они съели. Это было зимой 1931 г. А потом начали что-то делать. Пришло в голову откочевать в Китай, в Синзян. Я изучал материалы Центрального бюро народного учета и демографам (после переписи 1937 г. они были репрессированы) поставили вопрос: где население? Они и придумали, что казахи откочевали в Китай. Действительно, там есть присутствие казахов, но в каком количестве? Не полтора миллиона. Они погибли по дороге. Но в Казахстане специально никто такую ситуацию не создавал; все это происходило от того, что никто о них не думал. Подобно тому, как было с голодом в Украине в 1946-47 гг. Тогда геноцида не было. Тогда просто забирали хлеб, чтобы экспортировать его в Румынию, Чехословакию и даже Францию. Назвать это геноцидом, т.е. целенаправленным уничтожением части населения с тем, чтобы сделать что-то с остальными, привести их в повиновению, такого здесь не было. М.В. Дмитриев: Терминологический вопрос к Нине Львовне. Вы во время доклада сказали, что крестьян угнетали так и так, и это был своего рода геноцид. Отвечая на вопросы, Вы сказали, что говорить о геноциде во время голода 1932-1933 гг. можно. Но не кажется ли Вам, что мы попадаем в странную ситуацию: слово «геноцид» имеет вполне определенное значение, которое исключает понятие «социальный геноцид»…. Последнее выражение путает все карты. Н.Л. Рогалина: Вы совершенно правы. Я перечислила объем мнений, которые существуют по этому вопросу и в работах политику в отношении крестьянства некоторые авторы называют «социальным геноцидом». В.И. Марочко: У нас произвольное толкование конвенции 1948 г. Термин «социальный геноцид» по предложению политиков и историков Франции, как мне известно, в 1992 г. внесен в конституцию Франции. «Социальный геноцид» может быть использован с научной и теоретической точки зрения. Противоречие есть в самом термине, что есть «геноцид». Для того чтобы наши факты и интерпретации были более логичны, во второй статьи конвенции указывается, что «под геноцидом понимается следующие действия». Я исследовал действия, для меня это было более важно. Каеие действия? – «Совершаемые с намерением уничтожить». Еще и намерения! Эти намерения были и у Сталина, и у других функционеров, они отразились в постановлениях и в решениях Политбюро, где высказываются намерения об изоляции и прочее. Это полностью или частично отражается в статистике, которую поднимал сегодня наш коллега. «Какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу». А далее идет расшифровка: что это? «Убийство членов группы, нанесение тяжелых телесных повреждений или умственных расстройств» (каннибализм – это умственное расстройство на основе искусственно созданного голода). «Предумышление создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение». На мой взгляд, разногласий между нами нет по тому, что это было предумышленное создание условий. М.В. Дмитриев: Уничтожение какой группы? В.И. Марочко: Я только что сказал: национальной, этнической и расовой… М.В. Дмитриев: Но это имеет принципиальное значение, Василий Иванович! Абсолютно принципиальное значение! В.И. Марочко: А относительно статистики о количестве… Шелихес, председатель Харьковского исполкома, 30 мая 33 года пишет в ЦК КП(б)У: «Данные харьковского района неполны в связи с тем, что в большинстве… органы загсов не фиксируются.. есть села, в которых за последние три месяца умерло 450-600 тысяч человек. Помните, Руслан Яковлевич, я спрашивал, когда в 90-м году появился Ваш сборник: может быть это ошибка? У меня возникло сомнение, но я тогда не знал, у меня не было источников; сопоставление по национальному составу, перепись 1926 года, данные декабря 1932 года и 1937 г. Но когда я обнаружил в письмах Сталина и Кагановича, а также в докладных записках ГПУ, что на это время в Харьковской области так называемые продзатруднения, а эти продзатруднения распределялись по категориям поражения голода, из 64 районов области 59 было охвачено голодом, 985 населенных пунктов. Подчеркиваю: в Харьковской области на это время 7.2 млн. населения из них сельское: 6.2-6.3 млн. человек. По национальному составу, из этих 6.2 млн. человек – 90% этнические украинцы. А мы хотим найти документ у такого изысканного политика как Сталин: «Я приказываю уничтожить голодом этот народ!» Ну, вы понимаете? К. Федевич: Не связаны ли наши разногласия в этом помещении с тем, что мы по-разному оцениваем ситуацию? Для российской стороны, голод в Украине – это часть общесоветского явления, а украинцы а priori исходят из положения, что УССР являлась автономным государственным образованием и произошла трагедия голода и массовой гибели людей в результате решений властного центра, находящегося за пределами республики. И здесь не имеет значения вопрос о том, имело ли цель уничтожение всей нации или только ее части. Украинские историки, на мой взгляд, имеют право рассматривать голод как геноцид, если принимать во внимание, что УССР была автономным образованием и голод был вызван государственным центром за его пределами. Н.Л. Рогалина: Остается первая точка зрения, которую Вы сейчас назвали… В.И. Мироненко: Вот видите, как трудно нам, украинским и российским исследователям, договориться, когда нам о порядке договориться очень сложно. Давайте выслушаем два доклада, а затем будут и вопросы и дискуссия одновременно. Н.Л. Рогалина: Но они уже будут про другие аспекты говорить… В.И. Мироненко: Я хочу, чтобы взял слово В.Ф. Зима, д.и.н. Институт российской истории РАН. «Голод 32-33 гг. как интернациональная трагедия». Доклад В.Ф. Зимы. В конце 20-х годов ХХ века в руководстве СССР развернулась острая политическая борьба между сторонниками и противниками сплошной коллективизации сельского хозяйства. Ее противники А.И.Рыков, Н.И. Бухарин и М.П.Томский выступали за сохранение НЭПа в деревне и утверждали, что давление на крестьянство приведет к сокращению посевных площадей и к голоду в стране, а, в конечном счете, к потере завоеваний Октября. Победила антикрестьянская политика И.В. Сталина и его окружения, которые были сторонниками форсированной индустриализации за счет средств сельского хозяйства и трудящихся СССР. Они тщательно готовились, по словам Сталина к «хирургической операции» в деревне, решающая роль в которой отводилась ОГПУ. Крайние меры обосновывали опасностью угрозы войны и необходимостью укрепления обороны. Вопрос о темпе индустриализации и материальных источниках для нее ставился в прямую зависимость от экспроприации крестьянства и использования его в строительстве крупной промышленности30. В СССР развернулась необъявленная война с советским крестьянством, которая и привела к массовому голоду 1932-1933 гг. В директиве ОГПУ №775 направленной на места 18 января 1930 г. говорилось: «В связи с предстоящим решением вопроса о массовых выселениях кулацко-белогвардейского элемента в первую очередь в районах сплошной коллективизации <…> Приказываю: …Немедленно разработать и представить подробный план операции <…> Строго учесть обстановку в районах и возможность вспышки, с тем чтобы таковые могли быть пресечены <…> Рассчитать расположение и использование наличных сил войск ОГПУ и РККА» 31. В самом начале войны против деревни Правительство СССР обезглавило крестьянство, уничтожив политически грамотных и авторитетных сельчан. Под видом контрреволюционных элементов было «изъято» 60 тыс. крестьян по первой категории. Следственные дела на них рассматривались тройками при ПП ОГПУ во внесудебном порядке. Основное количество арестованных было направлено в концлагеря, а наиболее активные – расстреляны32. Большинство крестьянских семей было выселено в необжитые районы Северного края, Урала, Сибири, Казахстана и др. Несмотря на принятые жесткие меры частей ОГПУ и Красной армии, сопровождавшиеся массовыми расстрелами, первое наступление на деревню вскоре захлебнулось. Причиной тому стало возмущение крестьянства начавшимся против него террором. К весне 1930 г. размах антиколхозного движения сопротивления в деревне достиг опасного для Советской власти размера. Заместитель председателя ОГПУ Г.Г.Ягода, который в I-й половине января 1930 г. требовал от своих подчиненных «…до марта – апреля расправиться с кулаком и раз навсегда сломать ему хребет» 33, 7 марта того же года писал Сталину о грубом обращении бригад и совработников с населением, об угрозах арестом и выселении за отказ вступать в колхоз34. Через три дня на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было утверждено постановление ЦК ВКП(б) о борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении. Оно выражало отработанный тактический шаг власти, направленный на ликвидацию крестьянского сопротивления и закрепление «величайших успехов в деле коллективизации» 35. В начале 1930 г., через 1,5 месяца после начала операции, многочисленные факты высокой смертности в раскулаченных и высланных на край света крестьянских семьях поставили под угрозу срыва государственный план реализация программы по индустриализации через коллективизацию. 18 марта 1931 г. вопрос «О кулаках» решался на заседании Центральной контрольной комиссии ВКП(б) под председательством А.А. Андреева, которая была назначена Политбюро ЦК контролировать ход перестройки сельского хозяйства СССР. Общий «контингент» высылаемых кулацких семей в 1931 г. в Казахстан приняли в количестве 150 тыс. семей, рассредоточив их в районах бывшего Акмолинского и Керкерелинского округов для работы в угольных разработках, медном и железорудном деле, железнодорожном строительстве, но ввиду «технической» невозможности переселения в текущем году такого количества людей, признали возможным расселить в Казахстане 60 тыс. раскулаченных семей. Комиссия разрешила произвести в период с 25 мая по 10 июля вселение в северные районы Урала 50 тыс. семей спецпереселенцев для использования их на лесозаготовках36. Ускоренные темпы индустриализации потребовали миллионов рабочих рук и огромных финансовых средств. Золотодобыча Союза ССР в 1930 г. составляла всего 40% от уровня 1913 г., поэтому первые крупные партии раскулаченных ( около 20 тыс. семей) сразу же были направлены на новые объекты золотодобывающей промышленности. Благодаря этому, к концу 1932 г. удалось увеличить добычу золота почти на 100%, а в 1933 г. в государственное хранилище поступило 128,5 т чистого золота, включая колымское. Жертвой политики ликвидации «кулачества» и варварской эксплуатации стали миллионы людей. По нашим данным, основанным на цифрах ОГПУ, за 1930-1934 гг. было выслано всего около 500 тыс. семей. Из того, что в то время крестьянские семьи включали в среднем 5 человек взрослых и детей, получаем примерно 2,5 млн. человек. Из них погибла от голода, холода и болезней примерно 1/3, т.е. 800 тыс. человек, в основном пожилых людей и детей. Если же учесть перегибы, процентоманию и «антропофагию» власти в процессе раскулачивания и выселения, то приведенные выше цифры лишь примерно отражают реальность того страшного времени. При подсчете общих людских потерь мы не учитывали те крестьянские семьи, которые по указанию Правительства СССР усилиями ОГПУ и местных властей к 9 февраля 1931 г. были переселены внутри округов, областей и республик, что составляет 44990 семей «кулаков» 3-й категории. Возможно, что в это число вошли и те, кого выселяли на край села или в отдельные поселки37. Советское правительство достигло своей цели – оно взяло из деревни зерна намного больше, чем планировало, не думая о последствиях. Государственные заготовки 1930 г. составляли 19,54 млн. т38. В том же году это дало Правительству СССР возможность вывезти и продать за рубежом 4,8 млн. т зерна, т.е. 24,5% от всего заготовленного государством, стоимостью 157,8 млн. руб39. В 1931 г. данная тенденция получила дальнейшее развитие. В 1932 гг. государственные заготовки зерна буквально опустошали недавно созданные колхозы. Их форсирование осуществлялось по решению Политбюро ЦК партии и постановлению СНК СССР от 14 января 1932 г. «О хлебозаготовках 1931-1932 гг.» за подписью В.М. Молотова. В нем указывалось: «Обязать СНК союзных, автономных республик, краевые и областные исполнительные комитеты по выполнении установленного для них годового плана хлебозаготовок продолжать заготовки сверх плана» 40. Фактически колхозы и совхозы загонялись в голод. За счет зерна, изъятого из деревни правительство СССР создавало государственные хлебные резервы. Продажа зерна за рубежом пополняла государственный валютный фонд. В 1930-1932 гг. одной из основных проблем правительства был поиск железнодорожных вагонов, речных и морских судов для транспортировки зерна (пшеницы, ячменя, кукурузы) за границу. Из российских регионов (Поволжья, ЦЧО, Дона, Кубани, Ставрополья) зерно вывозили по железной дороге и далее через черноморские порты41. В 1931-1932 гг. из деревни было вывезено не только продовольственное, но и фуражное зерно. По причине отсутствия кормов пало от истощения и было забито 13, 9 млн. конского поголовья, 29,8 млн. голов крупного рогатого скота и больше половины общесоюзной численности свиней, овец и коз42. В 1931 г. урожай зерновых был хороший, но почти половину его забрали из колхозов по государственным заготовкам43. В Воронежской, Курской, Орловской областях заготовители скупали у крестьян за бесценок картофель и капусту. Колхозники получили на трудодни хлеба совершенно недостаточно, чтобы дожить до нового урожая, а цены на хлеб и пшено на рынке были очень высокие – от 40 до 80 руб. за пуд44. В 1932 г. в колхозах России максимальная норма выдачи зерна на трудодень составляла 2 кг при выработке 200 трудодней в год. При одном трудоспособном на семью из 5 человек приходилось на каждого по 225 г хлеба в день. Фактически эта полуголодная норма приводила к заболеванию дистрофией. Если трудоспособных в семье было больше, то норма хлеба на каждого члена семьи соответственно возрастала, но в 1932-1933 гг. многие колхозы вообще не выдавали зерно в качестве оплаты за труд, поэтому многим семьям и эта полуголодная норма хлеба была недоступна, что приводило к росту голодной смертности. В таких тяжелейших условиях выручал картофель, овощи, запасы которых заканчивались в марте-апреле, а голодное время продолжалось вплоть до нового урожая, т.е. до июля 1933 г. включительно. В совхозах материальное положение рабочих семей во время голода было еще хуже, чем в колхозах. В крупных городах по карточкам рабочие получали значительно больше хлеба, чем колхозники – в среднем около 600 г в день на трудоспособного, а семья оставалась полуголодная. Качество хлеба постоянно снижалось. В отличие от колхозников, рабочие не имели земельного участка для занятия огородничеством, что повышало их зависимость от государственного пайка. В зерновых районах России 1932 г. был урожайным, но по сообщениям из Нижневолжского края, после опустошительных государственных заготовок, люди переживали страх перед голодом, подобный злопамятному 1921 г. 45 Из письма, посланного в декабре 1932 г. главе правительства СССР Молотову, узнаем, что при наличии самых благоприятных климатических условий для высокого урожая, именно в зерновых районах России начинался массовый голод46. Такое же происходило в южных районах Украины и северных областях Казахстана. По сообщениям из Бессарабии, спасаясь от голода, тысячи людей бежали в Румынию. Во время голода многие колхозники с семьями уходили из своих сел в города и не хотели возвращаться назад. По решению властей выход из колхозов был приравнен к государственному преступлению. Против тех, кто самовольно покидал колхозы, применялось наказание в виде лишения свободы на срок от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь47. Осенью 1932 г. голод охватывал не только сельскую местность, но и многие крупные города и даже столицы. Они были переполнены нищими. На вокзалах толпы крестьян в лаптях и рваных армяках разгонялись милицией. Женщины и дети метались в поисках хлеба, который продавался только по карточкам48. Хлеб можно было купить только в магазинах Торгсина в обмен на золотые монеты, кольца, серьги и проч. Таким способом в 1932 г. через систему Торгсина государство изъяло у голодающего народа более 10 т золота. Голод 1932-1933 гг. державший в смертельных тисках почти половину населения России являлся государственной тайной. О нем не упоминалось даже в секретных прошениях с мест о помощи районам, испытывавшим «затруднения» в обеспечении людей хлебом. Ранней весной 1933 г, когда голод обострился до крайней степени, центральные районы вокруг Москвы были оцеплены контрольными постами частей ОГПУ, милиции и Красной Армии. Беженцы из голодных районов Юга России, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири не должны были проникать в центр страны. Территория России, охваченная голодом 1932-1933 гг., намного превышала территорию голодных регионов союзных республик вместе взятых. Соответственно и число пострадавших и умерших от голода в России было значительно выше.
Массовый голод достиг наивысшей степени интенсивности с конца 1932г. по июль 1933 г. включительно. Он охватил густонаселенные территории Центрального Черноземья (Воронежскую, Курскую и Орловскую области), Средней и Нижней Волги, Дона, Кубани, Ставрополья, Южного Урала и Западной Сибири. Голод привел к полной остановке всей жизнедеятельности названных регионов, нанес огромный материальный ущерб экономике всей страны. Вызвал всплеск смертности, сильное снижение рождаемости и как следствие, сокращение численности населения народов СССР.
Неадекватная помощь голодающим со стороны государства приводила к фатальному исходу. Заболеваемость дистрофией 1,2,3 степени исчислялась миллионами. Голодные миграции способствовали распространению инфекционных заболеваний: брюшного и сыпного тифа, туберкулеза, дизентерии и др.
В поисках пищи голодные люди ранней весной 1933 г. выходили на поля собирать неубранное и перезимовавшее в поле под снегом зерно, употребляли его в пищу. Поскольку зерно было поражено микроскопическим грибком, выделявшим сильнодействующие токсины, начались массовые отравления с частыми летальными исходами. Это заболевание было названо алиментарно-токсической алейкией (АТА), поражавшей кроветворную систему человека. Смертность от АТА и других инфекционных болезней, вызванных голоданием составила 1 млн. человек, а общие людские потери от голода в России равны 3 млн. человек.
Советский голод 1932-1933 гг. – это не только политическая, социально-экономическая катастрофа всей системы государственного управления, но и самый изощренный способ физического и морального давления на человека. От голода пострадали все без исключения народы СССР, поэтому он является интернациональной трагедией, которая в наши дни не должна быть использована для разжигания межнациональной розни. Ответственность за массовую гибель людей во время голода 1932-1933 гг. несет бывшее руководство СССР, союзных и автономных республик.

В.И. Мироненко:
Какие есть вопросы к Вениамину Федоровичу?

В.И. Марочко:
У меня понятийный вопрос по терминологии и по аппарату. Вениамин – мой коллега, мы давно с ним знакомы. У него прекрасная книга по голоду 1946-47 гг. О цифрах и расхождениях я не буду говорить. У Вас интернациональный подход, поэтому некоторые данные по хлебозаготовкам 1932 г. не совпадают с украинскими. Это еще раз свидетельствует о том, что голод в РСФСР и в Украине надо рассматривать изолировано. Вы употребили «интернациональный голод» и «советский голод». Советский потому, что советский народ как интернациональная общность? Может быть, можно использовать другой эпитет для определения сущности голода 30-х гг.? «Интернациональный голод» – это непонятно. Я понимаю дискуссию 1927 г. об интернациональной культуре Крупской – она назвала ее бредом, интернациональный язык и т.д.

В. Ф. Зима:
Что советский, что интернациональный – это одно и то же. Сами понимаете.

В.И. Мироненко:
Я прошу взять слово доцента Мордовского пединститута Т.Д. Надькина для сообщения:
«Голод в средневолжской деревне в 1930-е гг. Причины и последствия».

Доклад Т.Д. Надькина.
Уважаемые, коллеги! Моё выступление выходит за рамки вынесенной в наименование секции темы. Проблема «голода 1932 – 1933 гг.» имеет на сегодняшний день обширную историографию, при этом, пожалуй, большинство историков считают его следствием политики насильственной коллективизации, проводившейся руководством СССР в годы первой пятилетки для решения задач ускоренной индустриализации. Однако если проанализировать мнения о положении в деревне в последующие годы, основных итогах сталинской модернизации аграрной сферы к концу 1930-х гг., мы увидим насколько они различны. В одних публикациях аргументируется общий кризис созданной колхозной системы, который только усугубился в Великую Отечественную войну, а в других утверждается, что трудности начала 1930-х гг. были преходящи, для дальнейшего же времени характерны стабилизация и даже рост сельскохозяйственного производства в стране, а колхозный строй выдержал суровые испытания и доказал свою жизненную силу в военные годы.
Очевидно, что именно анализ проблемы продовольственной безопасности сельского населения во второй половине 1930-х гг. в рамках «победившей» колхозной системы будет способствовать более объективной оценке изменений, произошедших в российской деревне. Наше исследование основано на материалах Мордовии, представляющей и в середине прошлого века регион Среднего Поволжья с абсолютным преобладанием сельского населения (по переписи 1926 г. сельское население составляло 96,2 %, а по переписи 1939 г. – 92,5, по переписи 1959 г. – 80,0 %


49).
Коллективизация сельского хозяйства Мордовии растянулась вплоть до середины 1930-х гг. (в январе 1931 г. в колхозах состояло 10,3 % хозяйств, в январе 1932 г. – 71,5, в январе 1933 г. – 57,8, в октябре 1934 г. – 63,8, в октябре 1935 г. – 73,4 %


50), но «социалистический» сектор стал фактически основным производителем продукции полеводства уже в конце первой пятилетки, когда ему стало принадлежать более 80 % посевной площади. В то же время с 1931 г. по мере роста числа колхозов в Мордовии резко увеличиваются государственные заготовки зерновых культур, что было обусловлено не ростом их валовых сборов, а повышением контрольных заданий руководством Средневолжского края, основанных на планах центральных органов власти. В 1931 – 1932 гг. хлебозаготовки выросли по сравнению с 1929 – 1930 гг. более чем в 2 раза (с 9,5 % от валового сбора в 1929 г. до 24,2 % в 1932 г.


51). Распределение же хлеба на заработанные колхозниками трудодни проходило только после выполнения хлебозаготовок, натуроплаты МТС, а также засыпки семенного, страхового, фуражного и др. фондов. При этом нередко сам этот процесс затягивался. Например, распределение доходов из урожая 1932 г. было осуществлено только к середине февраля следующего года, что, конечно, сказалось на обеспечении колхозников хлебом.
В результате хлебозаготовок 1931 – 1932 гг. крестьянство Мордовии как колхозное, так и единоличное осталось практически без хлеба. Уже с началом коллективизации в сельской местности стали проявляться первые симптомы надвигающегося социального бедствия (употребление в пищу овса и различных суррогатов, рост инфекционных заболеваний и др.), которое переросло в массовый голод, обрушившийся практически на все районы Мордовии с конца 1932 г. и продолжавшегося всю первую половину 1933 г. Свою лепту в обострение ситуации внесла и засуха 1932 г., снизив урожайность полевых культур и, прежде всего, овса и картофеля


52. Однако валовой сбор ржи в указанном году был ненамного ниже благоприятных лет (например, 1929 или 1931 г.) и если бы не хлебозаготовки, проводившиеся часто методами «военного коммунизма», распространение голода можно было бы избежать. Более того, погодные условия 1930 г. в Мордовии имели более негативные последствия, низким оказался урожай основной зерновой культуры в этот период – ржи, однако голода не было, так как у крестьян, очевидно, еще оставались свои собственные запасы продовольствия от предыдущих лет.
Спецдонесения и спецсводки облотдела ОГПУ дают возможность представить реальную картину обрушившейся практически на все районы Мордовии трагедии. Приведем отдельные примеры из подобных документов, являвшихся вплоть до 1990-х гг. «секретными».
В Зубово-Полянском районе Мордовии колхозники из-за отсутствия хлеба питались суррогатом в виде смеси из чечевичной муки, мха и просяной мякины. Отмечались случаи, когда отекшие от голода колхозники были вынуждены выкапывать из скотомогильников падших лошадей на еду. В селах района свирепствовал сыпной тиф. «Смертность по с. Анаево за последнее время резко увеличивается, ежедневно умирает 10 и более человек, преимущественно дети – сообщалось в спецсводке облотдела ОГПУ в облисполком 21 мая 1933 г. – С 1 апреля по 10 мая умерло не менее 130 человек… Из-за отсутствия хлеба население уезжает в Сибирь, куда из Анаева выбыло более 30 хозяйств»


53. Подобная ситуация с продовольствием было в селах Темниковского, Краснослободского, Атяшевского и др. районов.
Из-за отсутствия продовольствия работники ОГПУ также отмечали массовые отказы колхозников от выхода летом 1933 г. на работу в поле. Спецдонесения констатировали: «Весь хлеб отвезли государству, а сами теперь голодаем»; «Мы голодные, едим суррогат, да и того нет, работать нет сил» (колхозы «Искра» с. Голышевка, «Од-Эряф» с. Гальчевка и др. Зубово-Полянского райна); «Большая часть колхозников не имеет хлеба, поэтому имеются случаи невыхода на работу» (колхоз им. Буденного, Саранский район)


54.
Хронический недостаток продуктов питания и голод, всплеск инфекционных болезней (например, заболеваемость сыпным тифом выросла в 1933 г. по сравнению с 1930 г. в 15 раз), оказали самое непосредственное влияние на снижение в 3,4 раза естественного прироста сельского населения Мордовии в по итогам 1933 г. по сравнению с 1930 г. (в 1930 г. – 27 043 чел., в 1933 г. – 7 868 чел.


55).
Тем не менее отметим, что голод на территории Мордовии все же не был таким сильным, как в основных зерновых российских регионах, где коллективизация в основном была завершена уже летом-осенью 1931 г. Об этом свидетельствует не только наличие хоть и минимального, но прироста населения, но и данные о прибытии в область жителей из других более голодных местностей.
Такие последствия коллективизации, как голод привели к деформации в общественном сознании крестьянства и, прежде всего в его отношении к работе на земле. Так, судя по имеющимся документам, рядовые колхозники не испытывали большого желания работать за не обеспеченные ни хлебом, ни деньгами трудодни. Таких отлынивающих от общественных работ колхозников в довоенные годы в Мордовии насчитывалось не менее 30 % от общего их числа, что, конечно, сказывалось на качественном проведении как посевных, так и уборочных кампаний. Например, в 1936 г. в Старошайговском и Чамзинском районах при урожайности зерновых в 3,3 ц/га потери составляли до 1 ц. с гектара


56. В то же время члены колхозов большую часть сил и времени стали отдавать личным приусадебным хозяйствам (ЛПХ), которые позволила иметь советская власть по новому Уставу сельхозартели 1935 г.
Исследование функционирования колхозной системы в последующие годы не дает нам возможности говорить о каком-либо кардинальном улучшении положения. Например, в 1934 – 1935 гг. до 30 % колхозов республики выдали на 1 трудодень в среднем по 2 кг хлеба (на 1 едока пришлось до 1 ц хлеба)


57. Руководство МАССР неоднократно обращалось в центр с просьбой об оказании продовольственной, семенной и фуражной ссуд, которые хоть и выдавались, но в минимальных размерах и с условием возврата с 10 % надбавкой.
Во второй половине 1930-х гг. более или менее благополучными можно считать лишь 1937 и предвоенный 1940 г. В 1936, 1938 и 1939 гг. снова фиксировалось падение урожайности зерновых культур, при этом последние два года вместе с годами войны особенно выделялись руководством Мордовии как приведшие «к серьезному ослаблению большинства колхозов»


58.
Неблагоприятные погодные условия 1936 г. вызвали снижение урожайности зерновых культур до 4,7 ц/га


59, а ориентация на выполнение любой ценой планов государственных поставок зерна снова привела к голоду, начавшемуся зимой 1936/37 г. и продолжавшемуся до лета 1937 г.
О серьезном кризисе с обеспечением продовольствием уже осенью 1936 г. можно судить из письма демобилизовавшегося в сентябре из Красной Армии И. Чудаева, приехавшего в колхоз «Наша победа» с. Луньга (Ардатовский район). Увидев «некрасивую картину жизни колхозников», Чудаев написал письмо в редакцию газеты «Правда», в котором говорилось: «Тогда, когда мы хотим добиться зажиточной жизни, но здесь у нас получается в данное время совсем другое: колхозники, проработав круглый год, не получили ни одного килограмма хлеба или овощей, а также корма для скота. Здесь имеющийся скот уничтожается, коровы продаются за малую цену, настроение колхозников паническое и не видно пока никакой помощи со стороны вышестоящих органов. Причины этого незавидного дела такие, что плохой урожай и это все сдали в счет поставок и в МТС, а сами остались без зерна…»


60.
С 1936 г. связан и новый рост смертности на фоне падения рождаемости по сравнению с предыдущим годом, прирост сельского населения снизился на треть. Опять увеличилось количество больных сыпным тифом и дизентерией.
Голод первой половины 1937 г. имел не меньшие масштабы, чем голод 1932 – 1933 гг. Сообщения о хроническом недоедании, опухании от голода направлялись в массовом количестве руководству республики из Ковылкинского, Краснослободского, Кочкуровского, Ельниковского, Теньгушевского и других районов. Анализ спецсообщений показывает, что в тяжелейшем положении оказались и добросовестно трудившиеся члены колхозов и оставшиеся единоличники, которым помощь приходила в самую последнюю очередь.
В Красную Армию в 1937 г. из голодных сел Мордовии потоком шли родным и близким письма, перехватывавшиеся органами цензуры. Из письма жителя с. Старые Селищи (Большеигнатовский район) своему родственнику: «У нас в селе зараза и старые и малые умирают каждый день, скарлатина – пухнет горло и еще новая болезнь, весь человек пухнет. У Марфы умерла Сима, у Васи умер Виня, Крюков Гриша умер, просто подряд в каждом селе умирают. Лошади падают, люди их употребляют в пищу»


61.
Стремясь избежать голода, колхозники и единоличники пытались покинуть деревню. Такое желание, например, фиксировалось во многих письмах в армию. Например, выдержка из письма из с. Атюрьева (районный центр): «Тут жизнь доходит до трубы, нет ни хлеба, ни картошки, и негде купить. Из нашего села разъехались почти все, дома продали даром, около 200 семей уехали кто куда»; из с. Кочелаева (Ковылкинский район): «… в Коломасове осталось 130 дворов, а то продают и ломают, уезжают кто куда. Еще уедут много семей, и многие умирают с голода»


62. И таких писем было довольно много.
Сельские жители прекрасно осознавали, кто является главным виновником голода. Так, единоличник с. Кажлодка (Торбеевский район) Ф. Кормишкин в разговоре с односельчанами говорил: «Сталин народ заморил голодом, народ терпит до определенного времени, потом возьмут, да накинутся на хлебные склады. Только одним плохо, нет у нас в крестьянстве организованности. Если была бы организованность, как у рабочих, мы бы голодными не сидели»


63.
Интересна оценка происходящего сельской интеллигенцией Мордовии. Например, в письме, обнаруженном при задержании у учителя из д. Мазилуг Торбеевского района И.Ведякина говорилось: «Товарищ Сталин, я учительствую двадцать лет, и не видел за время моей работы столько голоду, как в настоящее время. Вот уже две недели сижу без хлеба, и нельзя достать ни за какие деньги. Это не человеческая жизнь, а собачья, так жить в дальнейшем невозможно. Многие учителя голодают и бросают работу, уезжают в Москву за куском хлеба. Колхозники то же самое голодают… Вы пишите, что колхозы растут и крепнут, а качественно одно горе. Скотина в колхозах дохнет, ничего нет. Землю убирают плохо, земля истощала, хлеб родится плохо. Колхозники колхозную жизнь проклинают: “Круглый год работали, получили 300 г на трудодень”. Товарищ Сталин, в единоличном хозяйстве лучше было, как Вы не хвалите. У каждого было свое хозяйство, скотина была. Бывало работают, радуются, а сейчас в колхозах одно ругательство, беспорядок, и каждый себе тащит… Товарищ Сталин, а Вы пишите, что в капиталистических странах голод, это не верно, а голод в СССР. Это будет правильно и верно. Весь хлеб отправили в Испанию, а в МАССР колхозники и служащие помирают»


64.
Руководство страны, очевидно учитывая трагические последствия голода 1932 – 1933 гг., пошло на некоторые послабления в отношении аграрного сектора. Были снижены нормы зернопоставок с колхозов и единоличников, списаны или отсрочивались на будущие годы недоимки с колхозов по натуроплате за работы МТС, задолженности колхозов по возврату семенной, продовольственной и фуражной ссудам


65. Такая практика продолжала применяться и дальше, так как чаще всего колхозы были не в состоянии выполнять явно завышенные планы государственных поставок. Оказанная государством «помощь» и хороший валовой урожай зерновых, в том числе и в Мордовии в 1937 г. (более 800 тыс. т.), очевидно, способствовали преодолению дальнейшего развития голода.
Однако начало третьей пятилетки стало новым испытанием для колхозной деревни. Неурожайные 1938 (4,9 ц/га) и 1939 (3 ц/га) гг. еще в большей степени отразились на колхозной экономике. В результате более 2/5 колхозов (до 600 хозяйств


66) кроме авансов на трудодень никаких натуральных доходов колхозникам не выдали. Тем не менее, такого широкого распространения голод в сельской местности, не получил. Колхозников спасло личное подсобное хозяйство, окрепшее в предыдущие годы, а также запасы сделанные во второй половине 1937 г. Облегчило положение и новая отсрочка платежей, предоставленная государством колхозам. Однако своеобразный «дамоклов меч» оставался продолжать висеть и как только в 1940 г. был собран более высокий урожай зерновых культур, колхозная деревня расплатилась сполна по всем ссудам, «недоимкам» и «задолженностям». Так, государственные закупки в указанном году составили более 40 % от валового сбора. Можно сравнить доходность на один трудодень в 1940 г. (к показателям которого апеллируют при оценке степени восстановления послевоенной экономики), с 1934 г., которой характеризовался как не вполне благополучный. Оказывается, что удельный вес колхозов Мордовии, выдавших на трудодень от 3 и более кг составлял в 1934 г. 40,2 %, а в 1940 г. всего 13,6 %


67. Эти данные свидетельствуют только о том, что и в 1940 г. колхозный сектор не мог обеспечить колхозников хлебом.
О том, что накануне войны в селах и городах республики по-прежнему отмечался недостаток продовольствия, свидетельствует следующее. Вернувшаяся из мест заключения в апреле 1939 г. жительница с. Чукалы Ичалковского района М. Ерзюкова так высказывалась по поводу сложившейся обстановки в селе: «Нужно обратно какое-нибудь преступление совершить и опять посадят в тюрьму, потому что там хлебом кормят, а то в деревне с голоду погибнешь»


68.
Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении факты, а также почерпнутые из трудов историков Среднего Поволжья показывают, что в рамках созданного колхозного строя так и не был решен один из главных вопросов, волнующих крестьян, а именно преодоление опасности голода из-за неблагоприятных погодных условий, которые по несколько раз в десятилетие терзали деревню. Более того, к естественным причинам голода в 1930-е гг. прибавилась еще одна – созданная система фактически принудительного изъятия хлеба из колхозов государством (госпоставки), в результате функционирования которой продовольственная ситуация в многонациональной поволжской деревне в довоенное время по сравнению с годами нэпа резко обострилась. Например, в деревне Мордовии голодными стали конец 1932 – первая половина 1933 гг., вторая половина 1936 – начало 1937 гг., существенный недостаток продовольствия испытывало крестьянство и в начале предвоенной пятилетки. По данным И. Ф. Ялтаева, в череде лет (1933 – 1936 гг.), когда марийские крестьяне были вынуждены питаться суррогатами и лебедой, особо выделяется неурожайный 1936 г., по итогам которого 74 % колхозов оказались необеспеченными хлебом до нового урожая, а в Чувашской АССР, согласно Е. В. Касимову, такими годами стали 1934, 1936, 1938 и 1939


69.
Одним из негативных последствий проводимой в 1930-е гг. аграрной политики стало то, что коллективизация и «раскулачивание», массовые депортации «кулаков», бегство крестьян из деревни из-за тяжелых жизненных условий, переселение их по вербовке, репрессии второй половины 1930-х гг. вызвали существенное снижение численности сельских жителей Мордовии. Слаборазвитая промышленность городов автономии не могла принять и малой доли тех, кто покидал свои села, поэтому крестьяне уезжали в другие регионы Среднего Поволжья и даже далеко за его пределы. При этом снижение численности сельского населения оказалось неожиданностью для работников органов статистики, которые рассчитывали его увеличение во второй половине 1930-х гг. до более 1,4 млн чел. (по переписи 1926 г. – 1,2 млн чел.). В действительности же по переписи 1939 г. численность сельского населения составило чуть более 1,1 млн. чел.


70 Лишь малая часть селян (около 40 тыс. чел.) пополнила города республики, остальные же покинули ее. Резкое снижение началось с 1936 г. и было связано с начавшимся голодом. О массовости «исхода» из деревни свидетельствует то, что во второй половине 1936 г. было выдано 80 тыс. паспортов желавшим уехать сельским жителям, а в первом квартале 1937 г. – еще более 39 тыс. шт.


71 Это сказалось и на сокращении количества трудоспособного колхозников: в 1937 г. в среднем на один колхоз приходилось 123 чел., а в 1940 г. – 108 чел.


72
Таким образом, итоги экономического (например, низкая урожайность основных полевых культур, состояние животноводческой отрасли, потерявшей в годы коллективизации до 50 % доколхозного поголовья, невысокая трудовая дисциплина в колхозах и др.) и социального развития (периодически возникающий голод, усиление миграционных процессов и др.) предвоенной колхозной деревни свидетельствуют о том, что следует с большой осторожностью утверждать о ее поступательном и динамичном развитии, о чем так трубила еще в сталинское время официальная историческая наука и что пытаются, по-прежнему доказать некоторые современные исследователи. Эти представления находят свое отражение и в некоторых российских учебниках. Однако данные, по крайней мере, по Среднему Поволжью говорят, что сельское хозяйство накануне войны переживало сильнейший кризис, который в годы войны и послевоенные годы только углубился.

В. И. Мироненко:
Спасибо, Тимофей Дмитриевич, за существенное дополнение общей картины. Вопрос, как я понимаю, риторический. Мы закончили заслушивание докладов и переходим к дискуссии. Я хочу предоставить слово профессору Н.А. Ивницкому.

Дискуссия по прослушанным докладам.

Н.А. Ивницкий:
Говорят, что политика – грязное дело. Видимо, это так. Там, где в науку вмешивается политика, там наука перестает быть объективной. И это особенно относится к исторической науке, в т.ч. и истории голода 1932-1933 гг.
Голод 1932-1933 гг. поразил огромную территорию Советского Союза с населением более 50 млн. человек. Это – Украина, Северный Кавказ, Казахстан, Поволжье, южные районы ЦЧО и Урала, западную Сибирь и отчасти другие районы СССР. Украинские политики, а заодно с ними и украинские историки говорят (и пишут), что голод 1932-1933 гг. – это геноцид украинского народа, осуществлявшийся Россией. С этим я не могу согласиться. Даже международная комиссия по расследованию голода 1932-33 гг. на Украине, работавшая в течение 1988-90 гг., не могла признать, что «этот голод был намеренно организован с целью уничтожить раз и навсегда украинскую нацию». Между тем в ее работе принимали участие такие ученые как профессор Р. Конквест, доктор Дж. Мейс и другие, которых вряд ли заподозрить в симпатиях к советским властям.
Не нравится мне и термин «голодомор» (впрочем, это дело вкуса), т.к. под этим термином подразумевалась гибель на Руси от стихийных и прочих бедствий – эпидемий, наводнений, засухи и т.п. Украинские ученые и некоторые российские ученые вкладывают в это понятие только умышленную организацию голода с целью уничтожения украинского народа.
Чтобы меня не обвинили в симпатиях к Советской власти, проводившей антикрестьянскую политикув деревне в конце 1920-х-1930-х гг., приведу некоторые факты из личной жизни.
В 1930 г. мой отец, А.С. Ивницкий, крестьянин-бедняк, был арестован и тройкой ОГПУ осужден по 58 статье УК и приговорен к заключению в концлагерь Беломорско-Балтийского канала им. Сталина. Мать моя, Е.П. Ивницкая, осталась одна без средств к существованию с двумя малолетними детьми (мне было 8, моему брату – 6).
Я видел, как происходила насильственная коллективизация и жестокое раскулачивание в 1930-1931 гг, а голод 1932-1933 гг. пришлось и самому испытать в полной мере. Вся наша семья опухла от голода, а мама попала в больницу и только случайно не умерла. Но мы видели, как умирали наши сельчане (юг ЦЧО) и беженцы с Украины и Северного Кавказа.
Вся история довоенной советской деревни проходила на моих глазах и это определило мои научные интересы. 60 лет я занимаюсь историей советского крестьянства, которую старался показать объективно, правдиво. Об этом свидетельствуют все мои книги («Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачествакласса (1929-1932 гг.), «Коллективизация и раскулачивание (начало 1930-х гг)», «Репрессивная политика советской власти в деревне (1928-1933 гг.)», Судьба раскулаченных в СССР»). Правда, за это мне пришлось поплатиться (за правду) и в годы «хрущевской оттепели» (1957 г. партийное взыскание ЦК КПСС) и в годы брежневской реанимации сталинизма (1975 г. – разгромная статья в журнале «Вопросы истории КПСС», №5) за отступление от марксизма-ленинизма и решений коммунистической партии «по вопросам социалистического преобразования сельского хозяйства». Более 10 лет меня не публиковали, а мое имя, как «ревизиониста», склонялось главным редактором А. Косульниковым в Институте повышения квалификации преподавания общественных наук при МГУ. Поэтому приходится удивляться профессору В. Калиниченко и аспирантке Е. Яценко (Харьковский государственный университет), которые увидели в моей книге «Классовая борьба в деревне…» замену понятия «голод» на «продовольственные трудности» и «сложности с продовольствием в ряде районов». Этого нет в моей монографии, т.к. она посвящена другому периоду. Вместе с тем авторы историографической статьи о голоде 1932-1933 гг. «не заметили» специальных разделов об этом в моих монографиях, статьях и докладах, опубликованных не только в России, но и на Украине, например, в материалах международных научных конференций (Киев, 1993 и 1998 гг.). «Не заметили» и моей статьи «Хлебозаготовки 1932-1933 гг. и голод 1933 г. в материалах международной конференции 1998 г. (с.84-123), там, где помещена и их статья по историографии голода (с.15-26). А еще раньше в материалах конференции 1993 г. был опубликован мой доклад «Голод 1932-1933 гг.: кто виноват?» (по материалам «Кремлевского архива»).
Где же здесь объективность?
Нельзя принять и упрек С.В. Кульчицкого, что российские историки не пишут о голоде на Украине. Это неверно, т.к.во всех работах по истории голода 1932-1933 г. на первое место ставится Украина, да и специальные работы есть. На международном коллоквиуме в Италии (Венеция) в октябре 1993 г, в работе которого принимал участие и С. В. Кульчицкий, были заслушаны и опубликованы мой доклад «Роль Сталина в голоде 1932-1933 гг. на Украине (по материалам кремлевского архива Политбюро ЦК КПСС и ОГПУ) и доклад В.В. Кондрашина «Голод 1932-1933 гг. в России и на Украине (сравнительный анализ)». А вот о голоде в России украинские историки не пишут. Более того – даже о голоде в Молдавии, которая в то время входила в состав Украины, украинцы не пишут. Может быть, потому что там жили молдаване, а не украинцы? В то же время население Северного Кавказа и Казахстана они относят к украинскому, хотя там жили донские и кубанские казаки, а в Казахстане – казахи, русские и украинцы и погибли там от голода более одного миллиона человек (как, впрочем, и на Северном Кавказе).
В этой связи вернемся к проблеме геноцида. Украинские политики, а вслед за ними и историки утверждают, что голод 1932-1933 гг. является геноцидом в отношении украинского народа. В фундаментальном труде «Голод 1932-1933 гг. в Украине: причины и последствия» (Киев, 2003), в целом заслуживающего положительной оценки, один из разделов (5 раздел) называется «Террор голодом: политические, экономические и этнонациональные аспекты» (автор – В.И. Марочко), первый параграф которого озаглавлен «Политика тотального изъятия хлеба в украинском селе: геноцид против крестьян». Не потому ли население голодающих районов Северного Кавказа и Казахстана отнесено к украинскому? А как быть с русским населением, компактно поживавшим в 8 районах Харьковской, Донецкой и Днепропетровской областей, не говоря уже о 7 немецких, 3 болгарских, 3 греческих, 3 еврейских районах, которые тоже голодали? Только в одной Донецкой области 94 тысячи умерло от голода в 1932 г. и первой половине 1933 г.
Украинские историки пишут, что голод на Украине был местью Сталина, советского руководства за антисоветские выступления в годы Гражданской войны и коллективизации. Но и это утверждение неверно, т.к. в других районах Советской России сопротивление крестьян было не менее ожесточенным, чем на Украине. Стоит вспомнить Крестьянскую войну в Поволжье в 1918- 1919 гг., антоновщину в Тамбовской губернии. Или другой пример – в СССР в 1930 г. произошло около 14 тысяч массовых крестьянских выступлений, в которых участвовало почти 3,5 млн. человек, в т.ч. свыше 4 тыс. массовых крестьянских выступлений, в первую очередь, на Северном Кавказе, в ЦЧО и Поволжье, численность населения которых была сопоставима с населением Украины того времени.
Основная причина голода на Украине как и в целом в СССР заключался в антикрестьянской политике сталинского партийно-государственного руководства и в первую очередь Сталина и его ближайшего окружения (Молотов, Каганович, Микоян и др.).
Сталин был злодеем, преступником, но не дураком, чтобы уничтожить украинское крестьянство, как и крестьянство других районов Советского Союза – Северного Кавказа, Поволжья, ЦЧО, Западной Сибири – производивших хлеб.
Украина в то время была основной житницей страны, дававшая более трети заготовляемого («товарного») хлеба, свыше 50% заготавливалось в основных зерновых районах России.
Насильственная коллективизация и раскулачивание наиболее трудолюбивой и дееспособной части крестьянства привели к разрушению производительных сил деревни, падению сельскохозяйственного производства, а непомерные налоги и заготовки сельхозпродукции – к страшному голоду 1932-1933 гг. Индустриализация страны, освоение безлюдных и малозаселенных районов Севера, Сибири, Казахстана, производились за счет деревни. Деревня разорялась, нищала, но это мало волновало Сталина и его ближайшее окружение. Несмотря на голод заготовки и налоги на деревню росли. Так, хлебозаготовик в 1931/1932 гг. по сравнению с 1929/1930 гг. возросли на 33,8% денежные платежи увеличились почти в 2,5 раза, составив в 1932 г. огромную сумму в 5152 млн. рублей или 71% всех платежей. Из страны продолжался экспорт и даже в разгар голода он составил 16 млн. центнеров.
Сталин знал о голоде в стране (по сводкам ОГПУ, докладам секретарей обкомов и крайкомов, письмам с мест), но мало что делал, чтобы хотя бы смягчить голод. Более того, в феврале 1933 г. на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников он заявлял, что «главные трудности уже пройдены, а те трудности, которые стоят перед вами, не стоят даже того, чтобы серьезно разговаривать о них». И это говорилось тогда, когда миллионы крестьян голодали и умирали!
В Советском Союзе в течение многих десятилетий о голоде ничего не говорилось. Это был поистине секретный голод!
Лишь во второй половине 1980-х гг. появились первые работы, в которых упоминался голод 1932-1933 г., и начало этому положили не историки. В конце 1986 г. в Институте истории СССР АН СССР поступило письмо Украинской студии хроникально-документальных фильмов, в котором сообщалось, что студия предполагает подготовить фильм о голоде 1932-1933 гг. на Украине, однако в ЦК Компартии Украины потребовали от них заключение из Москвы – Института истории СССР АН СССР. Письмо из студии попало ко мне, я поддержал идею украинцев, но руководство нашего института, вероятно, в целях перестраховки, предложило заключение подписать мне самому, что и было сделано.
В начале 1987 г. сотрудник студии Котляр сообщил мне, что разрешение ЦК КПУ на съемки фильма получено и просил дать свое согласие на научное консультирование. Вскоре я получил сценарий хроникально-документального фильма «Горький хлеб надежды» (автор О. Татаренко).
Первые статьи на Украине о голоде 1932-1933 гг. появились только через два года после этого, в 1989 г, т.е. после того, как на апрельском (1989 г.) пленуме ЦК КПСС о голоде сказал М. Горбачев. Такова предыстория вопроса.
Российские историки стали раньше писать о голоде 1932-1933 гг., в т. ч. и на Украине.
Прошу извинить за нескромность, но таковы факты.
17 ноября 1987 г. Всесоюзное общество «Знание» проводило всесоюзный семинар по пропаганде исторических знаний. На котором предложило мне выступить с докладом (лекцией) по проблеме коллективизации сельского хозяйства. Кроме меня на семинаре выступили В. Лельчук, – по истории индустриализации, А. Бутонко – по философским вопросам.
19 января 1988 г. стенограмма моего выступления «Коллективизация сельского хозяйства: опыт, уроки, выводы» была издана и разослана в сеть партийного просвещения. Там, наряду с другими вопросами, было сказано и о голоде 1932-1933 г. в СССР.
Примерно через неделю после Всесоюзного семинара меня пригласили на Старую Площадь в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Думал – опять, как в 1957 г получу партийное взыскание за свое выступление на семинаре в Политехническом музее, но не от секретариата КК КПСС, а от КПК при ЦК КПСС. Заместитель председателя Комитета партийного Контроля (фамилии его уже не помню, кажется, Колбин) попросил меня рассказать о коллективизации сельского хозяйства в 1930-е гг. Я просил его: «Рассказывать следует как надо или как было?». Он ответил: «Как было». И я прочитал работникам КПК при ЦК КПСС примерно ту же лекцию, что и на семинаре 17 ноября 1987 г. В зале заседаний присутствовало человек 300. Здесь я говорил не только об ошибках и перегибах в коллективизации, но и о хлебозаготовках и голоде 1932-1933 гг. на Украине, Северном Кавказе, а также в ЦЧО, где я в то время жил. Помимо зерновых районов, голод был в ряде мест восточной Сибири и Дальнего Востока. Поэтому не случайно для них было закуплено в Канаде 3 млн. пудов хлеба и столько же в Персии –для южных районов – Закавказья и средней Азии. Но это была капля в океане. В основном, несмотря на голод, хлеб выкачивали из зерновых районов СССР. Больше того, наркомснаб А. Микоян предлагал Сталину в 1932 г. увеличить изъятие хлеба из колхозов до 40-45% валового сбора вместо 30-35% – хотя и это было для колхозов непосильно.
Один из работников КПК, возражая мне, сказал: «Вы говорите, что вместо того, чтобы экспортировать хлеб за границу, следовало употребить его на продовольствие голодающим. Но ведь в это время проводилась индустриализация, закупались станки, машины, а для этого нужна валюта». На что мне пришлось ответить: «А может быть, лучше было спасти людей от голодной смерти, чем покупать станки и машины, на которых некому будет работать?».
Позицию Сталина в этом вопросе характеризует следующий факт. Когда секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. И. Эйхе просил И.В. Сталина снизить план хлебозаготовок или хотя бы перенести срок их выполнения, последний ответил, что «ввоз хлеба подрывает наш кредит за границей усугубляет трудности нашего международного положения», поэтому нужно «обойтись без ввоза хлеба во чтобы то ни стало», и сделать это невозможно без усиления хлебозаготовок. И хотя это относится к другим годам, позиция Сталина не изменилась. Несмотря на голод, хлебозаготовки продолжались.
Правда, робкие попытки несколько облегчить положение в деревне в конце 1932 – начале 1933 г. делались: в отдельных случаях снижался план хлебозаготовок (Украина, Нижняя Волга, Северный Кавказ и др.), но это не могло кардинально улучшить положение в деревне. Продовольственная помощь была мизерная, семенная ссуда – это скорее забота о будущем урожае, чем помощь крестьянам. Поэтому главная вина за голод лежит на Сталине, Молотове, Кагановиче, Яковлеве и других руководителях партии и государства.
Не меньшая доля вины лежит и на руководителях республик, краев и областей, которые не только не добивались от центральных органов власти помощи в облегчении участи крестьян, но и сами способствовали усугублению. На Украине, в частности, эту вину должен разделить вместе со Сталиным и его окружением С. Косиор, В. Чубарь, В. Балицкий. Выступая на III партийной конференции Украины, С. Косиор трудности в хлебозаготовках свел к неудовлетворительному руководству партийной организации республики. 26 апреля 1932 г. он писал Сталину: «У нас есть отдельные случаи и даже села, которые голодают, однако это лишь следствие местного головотяпства, перегибов, особенно в отношении колхозов. Всяческие разговоры о «голоде» на Украине следует категорически отбросить». Несмотря на то, что в это время Г.И. Петровский (председатель ВУЦИК) просил его в связи с тяжелым продовольственным положением в Днепропетровской, Одесской, Харьковской, Киевской и Винницкой областях сообщить об этом в Москву и просить ЦК ВКП(б) принять постановление о прекращении хлебозаготовок на Украине.
Секретарь Северо-Кавказского крайкома партии Б.П. Инболдаев на Январском (1933 г.) пленуме ЦК и ЦИК ВКП (б) говорил «Огромное значение имеет указание тов. Сталина о том, что классовая борьба проходит в новых условиях, что классовая борьба ведется врагом новыми методами, которые в основном характеризуются саботажем, вредительством…С ленинской прозорливостью наш ЦК и тов. Сталин уловили политическое существо того, что происходило, вернее, еще только наметилось в колхозах и станицах Кубани, и быстро мобилизовал нашу организацию в наступление против классового врага».
О достижениях в сельском хозяйстве говорил на пленуме и секретарь крайкома ВКП (б) Казахстана Ф.И. Голощекин, хотя в это время сотни тысяч казахов и русско-украинского населения умирало от голода и т.д.
Всего в 1932-1933 гг. о голода и болезней, с ним связанных, по приблизительным подсчетам умерло примерно 7 млн. человек, в т.ч. на Украине – от 3 до 3,5 млн. человек, на Северном Кавказе – не менее 1 млн. человек, в Казахстане – 1,3 млн. человек, в Поволжье, ЦЧО на Урале и в Западной Сибири – более 1 млн. человек, а всего примерно 7 млн. человек. Это подтверждается и косвенными данными6 с осени 1932 г. по апрель 1933 г. численность населения сократилась с 165,7 млн. человек до 158 млн. человек, т.е. на 7,7 млн. человек, в основном за счет крестьян.
Обнаруженные мной в Кремлевском архиве данные говорят, что на Украине в 1933 г, до лета умерло 2,9 тыс. человек. Но если учесть, что в 1932 г. умирали люди, то цифра в 3,5 млн. недалека от истины. Но дело не в точной цифре, ибо гибель даже тысячи человек – это трагедия. И вряд ли нужно спекулировать на цифрах.
Голод 1932-1933 гг. – это страшная трагедия как для украинского, так и для российского народов.

В.И. Мироненко:
Спасибо большое за интереснейшую информацию. Я думаю, со мной согласятся, если я выражу общее мнение, нас и наших украинских коллег, сказав о нашем искреннем и глубоком уважении к Вам за гражданское мужество, честность ученого и поблагодарив Вас за огромный вклад в разработку этой сложнейшей проблемы.
У нас попросила слова для краткого выступления в рамках дискуссии выступить Гульнара Мультазаева, доктор юридических наук, профессор из Института государства и право имени Корецкого.

Г. Мультазаева:
Огромное спасибо! Я поняла в очередной раз, что историческая наука – наука субъективная, и без связи данной проблемы с системой права невозможно вообще высказать какие-либо реальные предположения.
Начну свое выступление с высказывания английского поэта Джона Донна: «Смерть каждого человека делает меня меньше, ибо я принадлежу ко всему человечеству и потому не узнавайте, по ком звонит колокол: он звонит по вам». Вынесенное в эпиграф моего выступления высказывание английского поэта стало классическим определением взаимосвязи человека и общества, в котором в результате длительной эволюции философских и международно-правовых взглядов утвердился консенсус относительно запрета деяния, объединенного понятием международного преступления. Развитию концепции международных преступлений способствовали трагические события в истории человечества, прежде всего преступления нацистского режима, получившие юридическую оценку в решениях международного военного трибунала в Нюрнберге. Создание новых международных уголовных трибуналов по Руанде и бывшей Югославии, Международного уголовного суда и подписание ряда конвенций, запрещающих международные преступления, позволило юристам-международникам выделить международное уголовное право в самостоятельную отрасль международного права. Актуальность юридического анализа концепции международных преступлений и преступлений геноцида в частности вызвано ныне осуществляемыми политическими спекуляциями на тему Голодомора, имевшего место на территории Украины и России в 1932-33 гг. Всплеск интереса общественности к теме Голодомора был вызван принятием закона Украины о Голодоморе 1932-33 гг. в Украине от 22 ноября 2006 г. Закон о Голодоморе возобновил дискуссию относительно юридической природы этих трагических событий. В законе о голодоморе указано:
Верховная Рада постановляет: осуждая преступные действия тоталитарного режима СССР, направленные на организацию Голодомора, следствием которого стало уничтожение миллионов людей, разрушение социальных основ украинского народа, его вековых традиций, духовной культуры, этнической самобытности, сочувствуя другим народам бывшего СССР, пострадавших в следствие Голодомора, признавая Голодомор 1932-33 гг. в Украине в соответствии с конвенцией от 9 декабря 1948 года о пресечении преступлений геноцида, как целенаправленного акта массового уничтожения людей, принимает этот закон.
Ст. 1. закона о голодоморе закрепляет, что Голодомор1932-33 гг. в Украине является геноцидом украинского народа, а ст. 2 установливает: публичное отрицание голодомора 1932-33 гг. в Украине считается надругательством над памятью миллионов жертв Голодомора, унижением достоинства украинского народа и является противоправным.
Собственно процитированные мной положения и вызвали наиболее острую дискуссию, которую можно свести к следующим трем ключевым вопросам:

1. Является ли голодомор преступлением тоталитарного либо коммунистического режима или же это ошибка органов на местах, стечение неблагоприятных природных обстоятельств и просчетов в проведении коллективизации?
2. Подпадает ли голодомор под юридическую классификацию преступлений геноцида, которая содержится в конвенции о пресечении преступлений геноцида и наказания за него 1948 г.?
3. Можно ли считать противоправным публичное выражение мнения, заключающееся в отрицании голодомора 32-33гг., и является ли это ограничением свободы слова, свободы совести?
Отметим, что поиск ответов на эти вопросы затруднен различными политическими спекуляциями на тему Голодомора, в основе которых лежит произвольное трактовка исторических фактов и юридических понятий. Достаточно чтеко свою позицию высказали представители Коммунистической партии Украины. 26 января 2007 г. ЦК КПУ приняло постановление по их выражению по так называемому Голодомору или «голодоморному фантазеру». Коммунисты признали и осудили насильственные методы коллективизации и пагубную для крестьянства хлебозаготовительную политику, которые в совокупности с небывалой засухой и неурожаем привели к страшной катастрофе. Были названы конкретные фамилии партийных и хозяйственных руководителей Украины, виновных в ошибках и преступлениях. Более того, инициирование президентского проекта закона о голодоморе послужило основанием для обвинений в адрес его авторов в желании создать иллюзию избранности украинского этноса. Сам проект был назван политической провокацией, а также была высказана следующая позиция: «Антиисторический, а не правовой по сути законопроект может привести и уже приводит Украину к цепной реакции. Он приведет к напряжению в межгосударственных отношениях между Россией и Украиной». Мы привели столь пространные цитаты из стенограммы заседания Верховной рады для иллюстрации той напряженной обстановки, в которой принимался закон о Голодоморе, а также для иллюстрации аргументов, выдвигаемых противниками его принятия. Все это можно свести к следующим аргументам: политический аргумент, исторические аргументы, аргументы правого характера. В связи с указанной выше аргументации выскажем некоторые соображения.
Понятие закона о Голодоморе является важным актом со стороны украинского государства как признание преступности деяний, творимых коммунистическим режимом. Этот закон – оценка деятельности тоталитарного режима, переоценка исторической, политической и правовой трактовки событий, имевших место в истории Украины и России. Если сейчас не признать преступности Голодомора, то когда? Через 5, 10 или 50 лет? Сколько поколений вырастит за это время, которые должны строить правовое и демократическое государство, коим по конституции является Украина, не имея четкого представления о событиях в истории? Между тем историками собрано достаточно доказательств для юридической классификации Голодомора как преступления геноцида, состоящего в умышленном создании…

В.В. Кондрашин:
Ничего не собрано!

Г. Мультазаева:
…коммунистическим режимом условий для уничтожения конкретных национальных групп в России и Украине….

В.И. Мироненко:
Истекло время, я прошу прощения, мы должны дать слово и другим участникам дискуссии… Мы готовы опубликовать на сайте материал, который Вы, я надеюсь, дадите. Спасибо Вам большое. У нас есть еще немного времени. Прошу, коллеги, если кто-то хотел в порядке дискуссии, высказать свои мнения. Только очень короткие суждения.

И. А. Кукушкина (ИВИ РАН)
Я не являюсь специалистом по данному периоду, но я прочитала достаточно большое количество материалов, в том числе свидетельства очевидцев, которые пережили эти годы и эти свидетельства, я хочу сказать, подтверждают то, о чем говорил профессор Кульчицкий. А именно, что голод в Украине отличался от голода в Российской Федерации тем, что забирали всё. Т.е. не только зерно, хлебозаготовки – всё.

В.В. Кондрашин:
Неправда!

А.И. Кукушкина:
Правда! Вот у меня есть книга
“Український голокост 1932–1933. Свідчення тих, хто вижив”. Я открыла ее на первой попавшейся странице и прочитала там, что входили в села, в дома, брали все продовольствие, выгребали все, что стоит в печке и единственное, что удалось спасти в ямах, тем они и питались. Абсолютно согласна с профессором Ивницким, который сказал, что политика не должна вмешиваться в историческую науку. Правильно! Как в Украине, так и у нас, в России, политика вмешивается в историю. Те данные, которые привели добросовестные исследователи, а именно данные профессора Ивницкого, что 3.5 млн. человек погибло от голода в Украине и 3.5 млн. человек в Российской Федерации – эти данные опровергают их собственные концепции. Сравните территорию и население Украины с территорией и населением Российской Федерации. И почти то же самое было сказано в докладе профессора Рогалиной. Я хотела задать ей вопрос. Сейчас он прозвучит как риторический. На долю Украины приходится от 1/3 до 1/2 всех потерь от голода. Это случайно? Половина! На долю Украины половина!!! Это такая политика в отношении Украины! Это не голодомор?!
Я набрала в поисковой системе, к сожалению, сейчас с собой у меня нет этих данных, точно не могу сказать, такие слова: «голодомор в Украине 1932-33 г.» и вышла на сайт, специально посвященный Голодомору. Там приводятся данные, которые, к сожалению, свидетельствуют о том, что это была целенаправленная политика, и эта политика была направлена против украинского народа.

В.И. Мироненко:
Спасибо большое. Мы поняли Вашу точку зрения. Ваша точка зрения ясна.

А. И. Кукушкина:
И риторический вопрос: что ужасного произойдет, если Россия и российские историки признают, что это был – ну хотя бы не геноцид, но голодомор в Украине?

В.В. Кондрашин:
Я в 102 деревнях России опросил 617 человек и записал их воспоминания и знаю семьи, где все вымерли от голода в 1933 году. Я это знаю не понаслышке, а достоверно, поскольку занимался этим вопросом много лет. Поэтому для меня подобные рассуждения выглядят очень дико!… Вот, например, судьба семьи жителя села Монастырское Калининского района Саратовской области, в которой в 1933 году с голоду умерло 8 человек. Что же у них? Хлеб забрали, а картошку оставили ? Или они ее решили не есть и взяли просто так и все поумирали?! Село Монастырское Калининского района Саратовской области – это село, откуда родом М.А. Алексеев, написавший замечательную книгу о голоде «Драчуны». И как все это расценивать?! Мне казалось, что Николай Алексеевич очень хорошо выступил, и мы могли бы остаться при своем мнении и завершить нашу конференцию. Но здесь пошли очень странные выступления!
Хочу по существу ответить и по поводу «территории». Дело в том, что сама по себе территория ни о чем не говорит. Мы должны говорить о специализации этой территории, где что было и как. И если мы возьмем территорию зерновых районов, к примеру, посмотрим и сравним ситуацию в них во время голода, то окажется, что потери населения от голода были пропорциональные. Этим вопросом надо дальше заниматься, и этот вопрос еще не до конца исследован.
И вообще, почему российские историки должны признавать именно теорию геноцида?! Мы ведь признаем факт страшной трагедии в Украине, голода, никто этого не отрицает. И в каком смысле можно говорить о «голодоморе»? Так, как сказал Николай Алексеевич Ивницкий, «мор» – это когда люди вымерли, миллионы людей вымерло. Но ставить вопрос в такой категоричной форме, то есть в форме «признания» геноцида – это значит снова нас раскалывать! Как это признать геноцид? «И что нам от этого будет» плохого?! Мы не можем признать геноцид, так как это противоречит тому, что было в российских регионах. Тут та же массовая смертность была, «черные доски» были! Например, блокада Нижневолжского края…

Голос из зала:
Кто же это в Украине отрицает?

В.В. Кондрашин:
Отрицает! Вот Станислав Владиславович Кульчицкий сказал: блокада была только Кубани и Украины.

В.И. Мироненко:
Виктор Викторович, спасибо! У нас начинается дискуссия по-одесски. Извините, я вас перебью – извините, я вас тоже…

В.В. Кондрашин:
16 февраля 1933 года было партийное постановление о блокаде Нижней Волги, на среднюю Волгу хотели его распространить… Почему я так эмоционально выступаю? Да потому, что я долго спокойно сидел, а потом вижу, что мы вообще не понимаем друг друга. Хотя, между нами говоря, специалисты понимают, о чем идет речь. Ведь главное в том, что надо корректировать оценки. Но буквально соглашаться друг с другом мы пока не можем. Это очевидно. И нам надо дальше сотрудничать и развивать наши научные отношения… На этой ноте я и хочу закончить. Но, честно говоря, я не могу никогда согласиться с тем, чтобы взять так просто и признать факт «геноцида голодомором» в Украине и голода в России. То есть в Украине был настоящий голод, а в России так себе…Я знаю конкретные трагедии сотен людей, с которыми мне пришлось общаться, и эти воспоминания такого же характера, что и украинские, имеются в большом количестве. И в России в ряде регионов, в конкретных деревнях, все выгребали подчистую, и люди потом умирали. Например, в России есть село, где поставили памятник жертвам голода – это Малая Сердоба, где село почти все вымирало. И этот памятник поставили еще до событий на Украине.

П.Г. Жовниренко:
Не время и не место говорить лозунгами, поэтому буду говорить фактами и постараюсь уложиться в минуту. Один факт. Мое село, в котором я родился, Троицко-Харцызск (Троiцько-Харцизьк). Это Донецкая область, 30 км от России, кто ездил на Кавказ – станция Иловайск. Село все вымерло. Осталось 8 семей. Моя мама рассказывала мне (а в 1932-м ей было 11 лет): “Какое в селе было воспитание детей? Вот рассада помидорины. Тебе восемь лет; это твой помидорчик, ты его садишь, ухаживаешь, поливаешь. Вот твой цыпленочек. Ты его выращиваешь в курицу. На следующий год у тебя уже четыре
рассадины помидоров, четыре цыпленка. У меня на окне стоял кувшинчик с пшеном для моих цыплят. Все до того из засек уже выгребли. Ничего не было. И это пшено забрали. Это был ноябрь месяц 32 года”. Семья спаслась только потому, что… Я не знаю, это не мое время было. Тут, говорят, торгсины были, но не было этого. Золото было у бабушки. Она до революции горничной была, у помещиков. Но поменяли золото на хлеб только в Москве. Ее муж работал машинистом паровоза и смог на паровозе поехать в Москву и поменять золото на два мешка хлеба. Почему нет геноцида? Геноцид – это сознательное убийство определенной группы людей. Именно таким и было то убийство, и именно так его нужно называть.

М.В. Дмитриев:
Но убийство по национальному или этническому принципу! Что же мы все никак не хотим согласиться с этим простым и непременным элементом в определении геноцида…

П.Г. Жовниренко:
Есть различные трактовки геноцида, нации и этноса. У нас речь идет о геноциде украинского народа. Украинский народ по конституции Украины – граждане Украины всех национальностей. Имеется в виду все, кто проживал и проживает в Украине. Вот геноцид всех этих людей.
Почему руководство Украины говорит о геноциде только украинского народа? Да просто потому, что руководство Украины имеет легитимные права только на территорию Украины. Если российское руководство считает, что был геноцид и на территории России, принимайте, пожалуйста, свое постановление о геноциде российского народа, народов России. Мы, т.е. наше руководство, говорим только о геноциде нашего народа, т.е. народа, который жил на территории Украинской ССР.

В.И. Мироненко:
Коллеги, хочу посоветоваться. У меня такое ощущение, что после столь содержательных с фактической, исторической точки зрения докладов, которые мы заслушали, мы вряд ли за оставшееся время достигнем чего-то большего. Что же касается определений и согласия в этих определениях мы, организовывая конференцию, на это и не рассчитывали. Мы ставили перед собой другую задачу. Во-первых, чтобы такой разговор состоялся. Я помню, когда наши коллеги приехали совсем недавно в Культурный центр, по-моему, с ректором Киево-Могилянской академии, им пришлось выступать перед сотрудниками Украинского посольства в России. Я думаю, сегодняшняя ситуация в значительной мере отличается от той, так как в этом зале мы видим, не всех, но многих из тех людей, которые долгие годы серьезно занимаются исследованиями этой проблемы. С этой точки зрения, цель нашей встречи достигнута. Мы стали лучше, глубже понимать те трагические события.

М.В. Дмитриев:
Я позволю себе, как соорганизатор этого мероприятия, с Вами не согласиться. Разумеется, мы не придем сейчас к неким общим выводам, которых все удовлетворят. Но по некоторых пунктам надо яснее для нашей публикации обозначить, в чем мы расходимся. У меня четыре кратких пункта.
Я лишь недавно стал читать работы по истории голода 1932-1933 гг., но ни из прочитанных публикаций, ни из того, что я услышал сегодня от Василия Ивановича и от Станислава Владиславовича, пока не видно, чтобы имелись документальные подтверждения тому, что в Москве была намеренная политика уничтожения или же украинского этноса, или украинцев как представителей нации… Они, может быть, появятся, может быть, расшитый фонд Кагановича, о котором говорил Василий Иванович, прольёт на этот вопрос новый свет, но пока мы должны сказать: документальных подтверждений тезису о геноциде нет, и извините, Василий Иванович, те две телеграммы, которые мы так ждали, о которых Вы говорили ещё осенью 2007 года и говорите сегодня, ничего не доказывают…
Второй момент. Совершенно ясно из всего сказанного и написанного, что решать вопрос о геноциде украинского народа можно только в сравнительном историческом ключе. Если мы докажем, что была какая-то избирательность в политике Москвы в отношении Украины, которая принципиально отличается от политики, которая была в Казахстане, Мордовии, внутри всей РСФСР; если мы докажем, что была избирательность политики в отношении украинской нации, которая включает в себя всех жителей УССР, то тогда можно о чем-то спорить. Однако избирательность политики Кремля пока не доказана. Как мы видим, и отъем нехлебного продовольствия, и «черные доски», и загранотряды, и все остальное – все это было и вне Украины, и не только на Кубани, большинство населения которой наши украинские коллеги относят к украинцам. Это, кстати, с точки зрения научного анализа, крайне некорректный аргумент: мы сначала посчитаем, сколько там украинцев, а затем каким-то образом отделим украинцев от не-украинцев… Или предположим, что для того, чтобы уничтожить украинцев на Кубани Сталин решил одновременно уничтожить русских кубанских казаков…

В.И. Марочко:
Но никто об этом не говорит!

М.В. Дмитриев:
Василий Иванович, я сейчас говорю о том, что я понял из сегодняшних докладов… Я говорю: надо делать сравнения Украины и неукраинских территорий по всем параметрам: как отбирали хлеб, у кого отбирали, сколько отбирали… Только при сравнении с другими регионами мы можем установить избирательный характер политики в отношении Украины.
Третье. Извините, и Станислав Владиславович, и Василий Иванович, – но Вы стали говорить не о том, что составляет главный вопрос нашей сессии. У нас был главный вопрос: геноцид или не геноцид? Вы стали (с полным основанием!) говорить о чудовищных мучениях и страданиях терроризируемых голодом крестьян, о количестве жертв и т.д. Станислав Владиславович стал говорить о том, какие были механизмы «террора голодом». Но мы более или менее знаем и о страшных последствиях конфискаций, и о сопутствующих ужасах, и о каннибализме и что механизмы этой политики были всюду более или менее одинаковы. Но вопрос не о механизмах и даже не о числе жертв. Вопрос ведь о том, было ли это целенаправленным уничтожением или части украинской нации или всей нации. Поэтому все остальное – это не входит в поле данного вопроса. И тут я позволю себе сказать: очень слабый получается аргумент. Станислав Владиславович говорит: в Казахстане пропорционально жертв больше, но там были другие механизмы уничтожения казахов, и это была едва ли не безалаберность организаторов…. Я не понимаю здесь логики подхода и анализа! Мы берем две ситуации, мы говорим: тут уничтожено большое количество украинцев, тут – большое количество казахов. В одном случае мы говорим – это был геноцид, в другом – что-то иное, так как механизмы были другие. Ведь дело не в механизмах, но дело в том, какова цель такой политики, поскольку решить вопрос о геноциде без постановки вопрос о цели проводившейся политики невозможно.
Наконец, последнее. Получается, с точки зрения наших украинских коллег и тех, кто поддерживает эту точку зрения, что геноцид как бы не удался. Ведь потом, после голода продолжали бороться с украинизацией, украинцы оставались титульной нацией Украины. Но ведь по логике «теории геноцида» сталинское руководство должно было бы продолжать свою политику, то есть продолжать уничтожать ослабленное голодом украинское крестьянство. А тут какая же логика получается? Геноцид был предпринят в 1932-1933 гг., «не удался», а потом его прекратили…. Что потом, Сталин и руководство подобрели к Украине? Мы должны оставаться в пределах некоторых ясных норм исторического анализа, у которого есть правила, логика, основания, если мы, конечно, не будем признавать постмодернистские теории о том, что всякий факт есть конструкция… Мне представляется, что объясниться по этим вопросам мы непременно должны, не надеясь убедить ни Василия Ивановича, ни Станислава Владиславовича, …

В.И. Марочко:
Это Ваша точка зрения, я её очень ценю. Но юридический аспект мне очень понравился, но почему-то не дали сказать до конца Гульнаре…
Для меня, например, постановление от 6 декабря 1932 г. о преднамеренном занесении 6 сел на «черные доски» – это Одесская, Днепропетровская, Харьковская области и мне было интересно посмотреть на эти села, с точки зрения национального состава. 99% в каждом из сел – украинцы. Но я не стану сейчас доказывать, дело не в этом. Согласно УК УССР ст. 442 «О геноциде» мы имеем все основания возбуждать уголовное дело вне зависимости от закона 26 ноября 2006 г. Достаточно в одной области, или свидетеля или кого угодно, но есть государственные органы, которые имеют юридическое право заниматься этим в Украине. Никто не желает этим заниматься. Вот в чем дело. Не буду больше ничего говорить. В чем здесь разногласия? Здесь постоянно мои коллеги из России говорили: только украинцы, только украинцы, оперируют этими национальными понятиями. Это как контраргумент, но он очень не убедителен. Я бы сказал: «А кто Вам не дает права?» Только Украина. Да! Только Украина! Только Украина из всех советских республик признала. Но должна была сделать это Российская Федерация, как правопреемница, а потом мы, потом другие республики. Это наш нравственный долг, мы его осуществили, я горжусь тем, что я имел непосредственную причастность к подготовке этого закона. И там доказательная база – 200 страниц. По каждому из пунктов конкретно. И если бы я начал сейчас это излагать, то это, знаете, было бы день и другой. Я не приехал убеждать, я приехал, может быть, просить обратить внимание.

И.Е. Кознова (Институт философии РАН):
В вопросе Клима Федевича к Виктору Кондрашину уже прозвучало то, о чем я хотела бы сказать. Действительно, нельзя не учитывать в нашей дискуссии того, что в Украине и в России сложились разные траектории исторической памяти о голоде 1932-1933 гг., отличаются и состояния общественного сознания в отношении к этим событиям. Насколько я могу судить о ситуации в Украине и в России – это два совершенно разных полюса государственной политики памяти. Уже с конца 1980-х гг. и вплоть до настоящего момента тема голода в Украине – это тема № 1.Причем, с точки зрения описанных в литературе моделей восприятия событий прошлого, память о голоде в Украине предстает как «катастрофа» («память жертвы»). В России акценты официальной политики в отношении событий коллективизации и связанного с ними голода были расставлены иначе (иное дело – что сохранилось в коммуникативной памяти, и это надо исследовать). Вчера я специально зашла в Музей современной истории России (бывший Музей революции и ранее – здание Английского клуба) с целью посмотреть, как представлена в одном из ведущих музеев страны тема голода. На мой взгляд, ни тема коллективизации, ни тема голода 1932-1933 гг. – как трагедия всей советской деревни – не представлены там в необходимой степени и достойно. Голод в Украине упоминается, на стенде размещена одна фотография (об этом много писали уже в период перестройки), так что в сознании некоторые представления о голоде формируются с помощью экспозиции музея. Но развернутой картины нет. Конечно, есть и ответственность историков за формирование массового исторического сознания. Однако один штрих: в середине 1990-х гг., когда в российских школьных учебниках истории уже появилась информация о голоде начала 1930-х гг. в СССР, диссертация В.В. Кондрашина о голоде в Поволжье все еще находилась в спецхране «ленинки».
Судя по материалам соцопроса Фонда «Общественное мнение», проведенном в июле 2007 г., специальной темой которого была историческая память о голоде, у россиян сильнее память о голодных военных и послевоенных годах. Значит ли это, что голод 1932-1933 гг. в России был незначительным? Вовсе нет. На мой взгляд, в России память о коллективизации и сопровождавшем ее голоде оказалась вытесненной (и на официальном и на низовом уровне) памятью о Великой Отечественной войне. Память о войне – это «память-триумф» (геройство и жертвенность), это другой (в отличие от «памяти-катастрофы») вектор «проработки прошлого», формируемой культурной памяти.
Безусловно, нужны дополнительные исследования в плане изучения общественного сознания в Украине и в России, чтобы понять, почему формируется тот или иной профиль исторической памяти о прошлом, и найти точки соприкосновения в понимании этой общей трагедии, какими были коллективизация и голод.

В.И. Мироненко:
Спасибо большое, к этому мы и стремимся, но у нас это пока не получается. Действительно, Вы правы. Наша конференция названа: история и образ истории. Формируются в общественном сознании и интеллектуальном сообществе разные образы этих событий. Даже этот короткий и спонтанный обмен замечаниями после дискуссии, на мой взгляд, подтверждает, что мы вместе сегодня прошли тот путь, который мы могли пройти. Добавилось, по крайней мере для меня, нового материала, фактического, регионального, расширилась объемность представления, но поставить перед собой задачу прийти к одинаковому видению событий? Я не думаю, что с этой задачей мы можем справиться. Часть пути пройдено. Если Вы не возражаете, я хочу поблагодарить всех участников дискуссии, и украинских и российских, за дискуссию. Остаются точки зрения, остаются позиции, мне кажется, что с этой точки зрения можно двигаться дальше, а там время покажет.







1 Трагедия советской деревни. М., 2000, Т.2, Док.№208-209.



2 Там же. Т.2. Док.№219.



3 Там же. Т.3. Док.№76.



4 Там же. Т.3. С.888.



5 Там же. Т.2. Док. №232.



6 Там же. Т.3. С.854.



7 Сельское хозяйство СССР. Ежегодник.1935. С. 222, 215.



8 Трагедия советской деревни. Т.3. С.842.



9 Там же. Т.3. Док. №214.



10 Там же. Т.2. Док.№226.



11 Там же. Т.3. Док.№76.



12 Сталин. Соч.Т.13.С.219.



13 Попов В.П. Хлеб под большевиками //Новый мир, 1997, №8.С. 181.



14 Письма во власть. 1928-1939гг. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям. М.2000, С.179-180.



15 Зеленин И.Е. Сталинская «революция сверху» после «Великого перелома» М.,2006,С. С.59.



16 Осокина Е.Н. За фасадом сталинского изобилия. М., 1998. С.118.



17 Трагедия советской деревни. Т.3. Док. №258.



18 Там же. .№199, 244, 246, 247.



19 Зеленин И.Е. Сталинская «революция сверху». С.112.



20 Трагедия советской деревни. Т.3. С.862.



21 Ивницкий Н.А. Голод 1932-1933 годов: кто виноват? //Голод 1932-1933 годов. М., 1995, С.56-57.



22 Отечественная история. 1998. №6. С.127, 132.



23 СЗ. СССР.1932.№62.Ст.360.



24 Зеленин И.Е. Сталинская «революция сверху». С. 75.



25 СЗ. СССР.1932.№84.Ст.516; 1933,№21. Ст. 116.



26 Алексеев В.В. Судьба России в ХХ веке // Историческая наука на пороге ХХ1 века. Новосибирск, 2001.С.11; Малиа, с 239. Фицпатрик Ш. Указ. Раб., С.11;Соломон П. Указ. Раб.С.78;Документы. Архив. История. Современность. Вып.1. Екатер.2000.С.273,274; Зима В.Ф. Указ. Раб. С.177,178; Отечественная история, 1994,№2, С.50; №№4-5.С.73 и др.



27 Осколков Е.Н Голод 1932-1933гг в Северо – Кавказском Крае. Ростов-на-Дону, 1991. Голодомор 1932-1933гг в Украине. Причины и последствия. Материалы конференции. Киев, 1995; Загоровский П.В Социально-экономические последствия голода в Центральном Черноземье в первой половине 1930-х гг. Воронеж, 1998. Население России в ХХ веке. Исторические очерки.Т.1. 1900-1939.М.2000.Гл.ХП.;Кондрашин В.В. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне. Пенза 2003.



28 Кондрашин В.В. Голод: 1932-1933 гг. С. 6.



29 Попов В.П. Хлеб под большевиками. С.182.



30 Речь И.В.Сталина «Международное положение и оборона СССР» на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 1 августа 1927 г. //Cоч. Т.10. С.3-59.



31 ГАРФ.Ф.9414. Оп.1. Д.1944. Л.13-14.



32 Там же.Л.19-20.



33 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Док и мат. В 5 т. 1927-1939. Т.2. Ноябрь 1929-декабрь 1930. М., 2000. С.104.



34 Там же. С.292-293.



35 Там же.С.303-304.



36 ГАРФ.Ф.9479. Оп.1. Д.2. Л.1-14.



37 Там же. Ф.9414. Оп.1. Д.1943. Л.153. Из справки информационного отдела ОГПУ.



38 РГАЭ. Ф.8040. Оп.8. Д.360. Л.1; Внешняя торговля СССР 1918-1966. Стат.сб. М.,1967. С.20.



39 Там же.



40 ГАРФ. Ф.5446. Оп.1. Д.463. Л.11.



41 Там же. Оп.82. Д.8а. Л.9-10, 64.



42 Там же. Оп.37. Д.45. Л.407. Отчет ЦСУ Госплана СССР о выпуске промышленной и сельскохозяйственной продукции в 1928-1946 гг. по сравнению с 1913 г.; Сельское хозяйство СССР. Стат.сб. М., 1971. С.33-34.



43 Там же. Оп.89. Д.20. Л.230.



44 Там же. Л.195.



45 Там же. Ф.1235. Оп.66а. Д.107. Л.2-3.



46 Там же. Ф.5446. Оп.89. Д.21. Л. 103.



47 Конституции и конституционные акты Союза ССР (1922-1936). М., 1940. С.141-142.



48ГАРФ. Ф.5446. Оп.89. Д.21. Л.103.



49 Мордовия в период Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. : в 2 т. Саранск, 2005. С.81; Разживин В. Ф. Динамика сельского населения Мордовской АССР (1936-1979 гг.) // Сельское хозяйство и крестьянство Среднего Поволжья в условиях развитого социализма. Чебоксары, 1982. С.65-67.



50 См.: Надькин Т. Д. Сталинская аграрная революция и крестьянство (на материалах Мордовии). Саранск, 2006. С. 153.



51 Там же. С. 57.



52 Там же.



53 ЦГА РМ, ф. Р.-238, оп. 11, д. 87, л. 122, 161.



54 Там же, л. 162, 224.



55 Надькин Т. Д. Указ. раб. С. 157.



56 ЦГА РМ, ф.Р.-228, оп. 3, д. 16, л. 117.



57 Надькин Т. Д. Указ. раб. С. 70.



58 ЦГА РМ, ф. Р.-238, оп. 3, д. 138, л. 90.



59 ЦГА РМ, ф. Р.-662, оп. 30, д. 171, л. 24.



60 ЦГА РМ, ф. Р.-238, оп. 1, д. 183, л. 51.



61 ЦГА РМ, ф. Р.-238, оп. 3, д. 22, л. 400.



62 Цит. по: Солдаткин А. П. Голод в судьбе советского крестьянства Мордовии / А. П. Солдаткин // Крестьянин в миру и на войне : матер. III Меркушкин. науч. чтений. Саранск, 2005. С. 180.



63 ЦГА РМ, ф. Р.-238, оп. 3, д. 3, л. 7.



64 Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 190 – 191.



65 Данилов В. П. Введение. Советская деревня в годы «Большого террора» // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927 – 1939 : док. и материалы : в 5 т. Т. 5. 1937 – 1939. Кн. 1. 1937. М., 2004. С. 20.



66 Надькин Т. Д. Указ. раб. С. 76.



67 Там же. С. 77.



68 Цит. по: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 185.



69 См.: Ялтаев И. Ф. Коллективизация сельского хозяйства в Марийской автономной области в 1929 – 1936 гг. : автореф. дис. … канд. ист. наук. Казань, 1999. С. 16-17;. Касимов Е. В. Крестьянство Чувашии и политика государства по коллективизации сельского хозяйства: (1917 – 1937 гг.) : дис. канд. ист. наук. Чебоксары, 2004. С. 176 – 178.



70 Для сравнения в Чувашии наоборот фиксировался его прирост. на январь 1930 г. сельское население составляло 887,3 тыс. чел., 1934 г. – 908, 4 тыс., 1936 г. – 941,6 тыс., 1939 г. – 945,2 тыс.чел. (см.: Касимов Е. В. Крестьянство Чувашии и политика государства по коллективизации сельского хозяйства (1917 – 1937 гг.): дис. канд. ист. наук. Чебоксары, 2004. С. 236).



71 ЦГА РМ, ф. Р–228, оп. 1, д. 198, л. 17.



72 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 2. Саранск, 1989. С. 10.